Не побоюсь навлечь на себя гнев почитателей Андрея Платонова, предположив, что он был одним из таких писателей. Не считая последних лет жизни, настоящий советский человек, он, кажется, искренне недоумевал и переживал, что почти каждое опубликованное его произведение подвергается жесткой, а иногда просто испепеляющей критике. Перечитывал и видел, что написал-то он не то и не так как хотел. Увлекла форма…
Не мог совладать с формой и Михаил Зощенко. И страдал от этого. Не от критики и оплеух руководства страны, а от невозможности изменить ту форму, к какой привык.
Редакторов журналов, издателей завораживала форма и Платонова, и Зощенко и они потом страдали вместе с писателями (а некоторые и жизнью поплатились, впрочем, как и некоторые критиковавшие).
Форма сколь притягательна для художника слова, столь и опасна. Теперь уже не в плане критики и последующих кар. Теперь мы все, пытающиеся писать прозу ли, стихи, пьесы, саму критику с нетерпением ждем хоть какого-то отклика. Бранные нынче ценятся больше – читатель заинтересовывается: за что это такого-то автора так распекают, и начинает искать книжку. Чаще на пиратских сайтах, а некоторые идут в магазины и покупают. За свои деньги.
И «червонного золота необязательных безделиц», и книг по форме, может, не столь драгоценных, но (потенциально) полезных и интересных обществу, в наше время создается немало. Только вот общество про них почти ничего не знает.
Кажется, этому посвящен текст Владимира Ивановича Новикова.
«…В российской литературной истории первое двадцатилетие ХХI века останется повестью о том, как наша словесность стремительно теряла остатки былого общественного значения, читательской популярности и внутренней творческой солидарности. Пообщаешься с народом, поинтересуешься его кругом чтения – и хочется честно сказать литературному сообществу финальной строкой из пародии Леонида Филатова на Евгения Евтушенко: „Все в порядке. Они про вас не знают НИ-ЧЕ-ГО!“»
И, по-моему, прав автор этих горьких строк: если писатели не интересны друг другу, то почему они должны быть интересны «народу»? А впечатление, что неинтересны, стойкое: мы почти не отзываемся на книги друг друга, по крайней мере, публично, а это молчание у «народа» означает то, что попросту друг друга не читаем. Зачем же читать ему, «народу»?