О любви совершенной и странной. Записки естествоиспытателя - страница 26

Шрифт
Интервал


Наше общение, равно можно сказать: моё обучение, началось сразу. За чаем я рассказал о рождённом камне, о надписи и огненных словах. Сказал о том, что я не понимаю смысла этого послания. О странном, не оставляющем меня предчувствии больших и болезненных перемен. Он внимательно слушал. Достал Библию, нашёл обсуждавшийся отрывок из Евангелия от Луки и прочитал вслух. Засунул в рот и пожевал кончик уса. Разом став серьёзным, объявил, что мы должны перейти в комнату, посадил меня на диван и попросил снять носки. Я поинтересовался: предстоит очередной сеанс акупунктуры?

Евгений не ответил. Ушёл в ванную комнату, вернулся с уже знакомой мне скамеечкой и мокрым полотенцем, по очереди вытер мои босые ноги. Я попытался сказать, что мог бы ополоснуть их под душем. Он ответил странной репликой: «Когда я не понимаю духовного смысла закона, стараюсь соблюдать заповедь по букве».

Некоторое время мы сидели молча. Я не понял смысла ритуала и значения реплики, он не спешил с пояснениями.

Потом, видимо переключившись с одной мысли на другую, спросил, назвав меня по имени-отчеству: «Вы понимаете, что это на всю жизнь?» Помолчав некоторое время, попросил надеть носки. Сходил на кухню, вернулся с бутылкой и стаканом, то и другое поставил на полку с магнитофонными кассетами. Сделал несколько шагов, одновременно разминая кисти и похрустывая пальцами. Заговорил, как мог бы начать университетский профессор: «Будем считать, что в истоке любой религии лежит явление пророка или учителя…»

1978, СЕНТЯБРЬ

На вводную лекцию по физике питерского Политеха собрались первокурсники, принятые на специальность «ядерная физика».

Амфитеатр старой аудитории сохранил дубовые столы и скамьи XIX века. В центре – громадный, как портал здания, блок движущихся досок. Оживлённый шум. Около пятидесяти человек рассаживаются поближе к кафедре. Начало через десять минут.

Десятки мальчишек – все умницы. Все уже знают о жестокой статистике научного успеха, но даже и не думают примеривать на себя куцые костюмы рядовых научных сотрудников. Игнорируют высокую вероятность пожизненного срока в выстывших лабораториях и общежитиях северных полигонов. Хотя мальчишки знают, что на вершины поднимутся единицы, каждый уверен: печальная статистика – это про других.

В передней стене аудитории беззвучно открылась дубовая дверь, вошёл лысеющий рыхлый мужчина. Посмотрел на громадные чистые доски, достал из фанерного ящика несколько кусков мела, разложил их в разных местах у основания досок. Отойдя на несколько метров, осмотрелся и, вернувшись, передвинул правый мелок на тридцать сантиметров правее. Сказал: «За два часа я попытаюсь рассказать вам, где сегодня проходит передний край современной физики». Сместившись к левой доске, начал писать. Только уравнения, только математические символы – всё то, что нам предстоит понять в ближайшие пять лет. Если бы профессор начал говорить по-китайски или писать арабской вязью, мы бы поняли ровно столько же, то есть – ничего.