Клыкарь покрутил камушки. Для него они были не более чем блестящими побрякушками, хотя, возможно, чего-то и стояли. Пастух был прав, увидь их Грав – принял бы за безделушки, что в избытке лежали на прилавках у торговцев дешевыми украшениями.
– Говорят, это камни душ существ, кааргов, способных бродить меж мирами. И если знать верное слово, их можно пробудить.
Грав словно в холодный омут окунулся. Живо предстала перед глазами элвинг, подносящая к губам украшенный камнями рожок и дыханием поднимающая из песка огромного косматого волка.
– Но это лишь сказки, – подмигнул пастух и указал на несколько камушков. – Кто-то из них сгодится в часы, кто-то – в амулет от сглаза или талисман любви, но большая часть пойдут на серёжки и колечки. Маленькие помощнички-итари позаботятся о своих хозяевах.
Саад говорил о камнях, как о живых существах. Неужели он правда верил в то, что внутри этих стекляшек прячутся души иномирных скитальцев?
– Твоя подруга как к этому? – спросил пастух, прервав размышления Грава. – Какие любимые?
Клыкарь, застигнутый врасплох, пожал плечами:
– Да она вроде только поесть любит.
Саад усмехнулся.
– Но зато часто и много, – зачем-то добавил Грав.
– У неё на браслете камень из тех, которые во всём Тиарах не найти, заколка и кафф из лунной стали, а дракон на кинжале сверкает рубиновыми глазами.
Грав напрягся – уж слишком точно подметил всё Саад.
– Да и ты, я смотрю, не чёрствый рогалик в кармане на память таскаешь, а зверя северного с изумрудами, – пастух усмехнулся. – Так что камень и металл лучше всего запечатывают воспоминание, – он прищурился. – Хорошее или плохое, – и бросив взгляд на столешницу, добавил: – Доброе дерево тоже сгодится.
– Или шрамы и узоры на теле, – не остался в долгу Клыкарь.
– И они тоже, хотя о некоторых таких подарках мы и не просим.
– Необычный орнамент, – кивнул Грав на руки пастуха. – Он что-то значит?
– Всё что-то значит, – ответил Саад и взял очередной камень.
– Она ведь была здесь? – Клыкарь прищурился, и взгляд вспыхнул угольками.
– Тут много, кто бывает, – улыбка пастуха была открытой, голос спокойным, а глаза оставались непроницаемы.
«Как же к нему подобраться, – думал Грав. – Нельзя же припереть к стене того, кто спас тебя. И в морду не двинешь, пищу у огня делили. Придётся не наседать».