Вот, собственно, и вся моя повесть. Я очень вам благодарна. Вы на редкость терпеливы. С вашего позволения, я себе ещё немного налью. (Повторяются манипуляции со спиртом и водой.) Простите меня. Я вас, кажется, погрузила в элегическое настроение? Конечно, я не имела права так щедро делиться с вами своими «болячками». Если вы не спешите, давайте я вам, может быть, поиграю. Что вы любите?
– Сыграйте какой-нибудь романс, ну, например… например… ну, «Отойди, не гляди». Хоть он и для женского голоса, я люблю его петь себе под нос.
– Так вы, может быть, сейчас и споёте?
– А что, пожалуй, но только я для храбрости отведаю немного вашего спирта, можно?
– Да на здоровье!
Отведал, похвалил. Попробовал петь. Вышло не очень.
– Простите, вы темпа совсем не придерживаетесь, никак не подстроюсь. Ещё раз, только не торопитесь, ну: «Отойди, не гляди…» Уже лучше, хорошо. Нет, нет, вы не безнадёжны. Ещё что-нибудь?
– Да, может быть, «Он говорил мне: “Будь ты моею”»?
– Это ведь тоже не для мужского голоса.
– Сам не знаю, почему у меня так выходит. Это очень плохо?
– Это возмутительно! Просто импоси́бль, месье! Однако рискнём, мы ведь здесь одни.
Исполнение моё, конечно, никудышнее. Она смеётся. Я выкручиваюсь:
– Напрасно смеётесь! Знаете, откуда у меня это великолепное бельканто? Рос я в небольшом городишке, и на окраине у нас, в лугах, паслись многочисленные ишаки. Слышали бы вы, какие они устраивают концерты! Каждый ишак – ходячая иерихонская труба. Мальчиком я очень им завидовал, ведь для певца самое главное – громкий голос. Я ходил в луга и терпеливо брал у этих ишачков уроки. Постепенно я превзошёл в пении своих учителей. Все мне это говорили: и товарищи, и родители. Ишаки, говорят, бледнеют от зависти, когда ты поёшь. Так что вам невероятно повезло, давайте-ка я для вас исполню арию Каварадосси, а?
– Ой, нет, только не это. Боюсь, соседи не оценят. Это бы вам лучше там, в лугах.
На улице вдруг потемнело, прогремел сильный гром, сверкнула молния.
– Вот это да! Похоже, небесам тоже не по вкусу мои фиоритуры! Всё-всё-всё, больше не пою. Потерплю. Когда грохочут пушки, музы молчат.
Ливень разразился поистине тропический. От одного края неба до другого прокатывается неправдоподобной мощи гром, яростные молнии озаряют всё противоестественным, театральным каким-то светом.