Тут официант легонько хлопает меня по плечу: «Через 15 минут мы закрываемся».
Нет уж! Эту котлетку я не стану есть, лучше умру с голоду. Щедро расплачиваюсь, уношу свою драгоценность в маленьком бумажном пакетике. Дома я кладу её в шкатулочку из карельской берёзы на синий бархат. Сердце моё охвачено пожаром. Увидеть бы ещё хоть один-единственный раз прекрасную дочь каменотёса! Как она хороша! Как пронзили меня эти прекрасные глаза со слезинками на ресницах! Даже если проживу тысячу лет, её взгляд всегда будет со мной! Ни одной из наших кинозвёзд с ней не сравниться! Всё-всё-всё! Решено! Хватит прожигать жизнь, с завтрашнего дня откладываю деньги на самый лучший микроскоп.
Боже мой! А ведь я мог, ничего не разглядывая, проглотить там, в ресторане, свою порцию – страшно представить, что было бы! О ужас, ужас! О великий ужас!
…сей прокажающий настой, чьё свойство
глубоко враждебно нашей крови…
У. Шекспир «Гамлет»
Всякий, кто когда-нибудь пробовал водку, уж конечно помнит, как дерёт глотку эта окаянная жидкость. Как же первый человек, который её получил, додумался её выпить? Как такое могло прийти в голову?!
А дело-то было вот как. Некий алхимик после долгих поисков яда для нужд инквизиции создал, наконец, нечто непревзойдённо омерзительное по вкусу и запаху. Он было порадовался успеху, но тут выяснилось, что его жена, сластолюбивая и недалёкая ленивица, уходит навсегда к здоровенному детине, владельцу колбасной лавки. А алхимик-то наш без этой ленивицы жизни себе не представляет. Попытки биться головой об стенку не приносят облегчения, и тогда он вспоминает про склянку с новым ядом. Прощается бедняга со своей неудавшейся жизнью, пишет записку и выпивает полреторты этой дряни. Он весь передёргивается, хватает воздух обожжённым ртом, падает на софу и ждёт смерти. Но смерть что-то медлит. И тут алхимик вдруг обнаруживает, что всё происходящее с ним, все его драмы, ахи и охи – такая чепуха! «Пускай себе эта дурища живёт с колбасником. Ха! Да только свистни я, ко мне штук двадцать таких прибежит!» Он встаёт и подходит к зеркалу необыкновенно твёрдой и решительной поступью, смахнув по дороге какую-то там треногу с какой-то там астролябией. В зеркале видит он гордого и решительного мужчину, бесподобного красавца. С таинственным, волнующим скрипом открывается дверь, и входит невзрачненькая служанка, убирающая у него по четвергам. «А ведь у этой крошки весьма недурственные очертания! Куда я смотрел раньше!» Самым чудесным образом служанке удаётся утешить нашего премудрого книгочея, и он засыпает мертвецким сном.