Открыв бумажник, я обнаружила в нем три кредитные карточки и какую-то сумму денег в рублях и долларах, считать я не стала. Кроме того, там были наша с Егоркой фотография в целлулоидном окошке, водительские права Севки, несколько разных визитных карточек и маленький ключик, скорее всего от кейса. Уже собираясь сложить все это обратно, я заметила в одном отделении смявшуюся в гармошку потертую бумажку. Неизвестно зачем я извлекла и её.
Это была какая-то квитанция, кажется за парковку. На обороте квитанции черной гелевой ручкой был набросан портрет Севки. Скорее, это было похоже на шарж, но обычно шаржи преувеличивают недостатки изображаемого человека, а этот рисунок, сделанный буквально несколькими линиями, явно льстил, усиливал своеобразную красоту моего мужа. Крупный выступающий вперед нос, подбородок с едва заметной ямкой, густые дугообразные брови – все было нарисовано в такой своеобразной гармонии, что было понятно – рисовал человек, талантливый и к тому же очень хорошо относящийся к Севке. Рисунок поставил меня в тупик, мой муж был тщеславным человеком и наверняка должен был показать мне такой удачный портретик, тем более, что, судя по виду бумажки, он довольно долго таскал её в бумажнике. Почему же не похвастался? А, вот почему – я рассмотрела внизу крошечные, миллиметровые буквочки, почти стершиеся, и с трудом прочитала: "I love you". Выходит, рисунок был сделан женщиной, влюбленной в моего мужа.
Ну и что? Севка всегда пользовался успехом у слабого пола и не скрывал этого. Ему доставляло удовольствие красоваться среди дам, но при этом я была уверена, что заводить настоящие романы ему было просто недосуг, главным романом его жизни была работа, вернее делание денег на работе. Это по-настоящему увлекало его, как других увлекает игра в казино. Он тоже играл, но его игры были более разнообразны и требовали истинного мастерства. Да, Севка был просто помешан на своей работе. Иногда мне казалось, что и меня-то он выбрал в жены, только потому, что я никогда не лезла в его дела, не упрекала за постоянную занятость, спокойно относилась к поздним приходам домой и срочным отъездам в любое время суток. Словом, не мешала, не пилила и не требовала повышенного внимания.
Севка панически боялся стерв, вцепляющихся в мужчин и высасывающих из них не только шубки, драгоценности и деньги, но и их время, свободу и здоровье. А таких дамочек среди жен и любовниц Севкиных приятелей было предостаточно. Одна супруга банкира Ганина чего стоила, – обвешавшись бриллиантами, она заставляла несчастного финансиста сопровождать её повсюду – на модных курортах и светских раутах. Могла ворваться на деловое совещание, чтобы продемонстрировать ему новый шиншилловый свингер, а также регулярно устраивала непомерно шумные и помпезные приемы в их загородном доме. Я сама слышала, как Ганин, скрипя зубами, жаловался Севке на супругу, потребовавшую, чтобы он вместо почечного санатория, куда его настоятельно направляли доктора, ехал вместе с неё на карнавал в Рио-де-Жанейро. "Загнусь я на этом карнавале!" – стенал бедняга. На лице своего мужа в этот момент я увидела столь редкое для него выражение искреннего сочувствия и понимания.