– Это куда такая очередь? – удивился Ваня.
– В булочную, за хлебом, – пояснила Мотя. – Перебои с хлебом. Народ злой.
– А в деревне хлеба навалом, – заметил Ваня.
Когда миновали очередь, внимание Вани привлекла колонна под красными знамёнами, которая двигалась в сторону центра города. Сосредоточенные лица, развевающиеся флаги, топот сотен ног. Ваня и Мотя, как и другие прохожие, прижались к стенам домов, чтобы дать колонне пройти.
– «Смело, товарищи, в ногу,
Духом окрепнем в борьбе,
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе…»
Голоса крепли, и вот уже, еле слышные вначале слова песни, громом прокатились по улице, эхом отдаваясь от уходящих ввысь стен:
– «Свергнем могучей рукою
Гнёт роковой навсегда,
И водрузим над землёю
Красное знамя труда».
Колонна уже прошла, а Ваня всё стоял, открыв рот от изумления, пока Мотя не дёрнула его за рукав:
– Пойдём, прям засмотрелся на них.
– Это как же? – растерялся Ваня. – Вот такое поют, и им ничего?!
– Ой, сейчас всяк поёт, да и творит, что хочет, – отмахнулась Мотя. – Царство свободы у нас таперича…
Когда вернулись домой, дядя Андрей и братья уже давно были на ногах. Собрались на кухне обедать. Мотя поставила на стол кастрюлю с супом.
– С хлебом перебои, так мы пироги печём, – объявила она, ставя прямо перед носом Вани поднос с картофельным пирогом и разрезая его на куски, от которых поднимался аппетитный пар.
Ваня рассеянно глядел на то, как родственники молча уминают суп. Тишину нарушал только стук ложек.
– А ты чего не ешь? – спохватился Андрей, заметив необычное настроение племянника.
– Да вот, Мотя сказала, что в тревожное время я к вам приехал. Постреливают. Очереди за хлебом. Демонстрации вот, поют, что свергнут гнёт вековой… Это как же так?
– Только приехал, а уже заметил? – рассмеялся Андрей. – Да, брат, это тебе не крепостной строй. Демократия! Народ умнеть начал. Поднимается на свою защиту. Сейчас всеобщая цель – заставить правительство закончить войну. Хватит! Надоело! Тянется больше двух лет, а конца-края не видно. Зато видно, сколько покалеченных, увечных, безногих, безруких, в рваной солдатской форме милостыню просят.
– Слушаю тебя и вспоминаю, – усмехнулась Мотя. – кто радовался, когда война началась? Когда царь на балкон Зимнего вышел, вся Дворцовая, все, как один, на колени упали. Помнишь?