Мне вспоминается сад, по которому мы шли с учениками. Яблони сгибались под грузом плодов, мы объелись этими яблоками, лучших мы в жизни не ели, хрусткими, душистыми, сочными. Остановились, только когда в нас уже не влезало, когда живот готов был лопнуть, и мы повалились на землю, смеясь над своим обжорством.
– Сколько яблок, которые мы не сможем съесть, которые никто не съест! – сказал Иоанн. – Как жалко!
– Кому жалко? – спросил я.
– Деревьям.
– Думаешь? Яблони счастливы нести плоды свои, даже если никто их не съест.
– Откуда ты знаешь?
– Стань яблоней.
Иоанн помолчал немного, потом сказал:
– Ты прав.
– Жалко – это нам, при мысли, что не можем съесть все.
Общий хохот.
С яблоней я был куда лучшим человеком, чем со смоковницей. Почему? Потому что утолил свое чревоугодие. Получив удовольствие, мы становимся лучше, все очень просто.
Сейчас, когда я один в камере, я чувствую себя той проклятой мною смоковницей. Это печально, и я поступаю как все – пытаюсь думать о другом. У этого способа одна проблема: он не слишком хорошо работает. Яблоня, смоковница; я задался вопросом, на каком дереве повесился Иуда. Мне сказали, что ветка сломалась. Наверное, дерево непрочное, ведь Иуда весил немного.
Я всегда знал, что Иуда предаст меня. Не знал, в соответствии с природой моего предвидения, как он возьмется за дело.
Наша с ним встреча особенно запала мне в душу. Я был в каком‑то глухом захолустье и никого там не понимал. Я говорил и чувствовал, как растет их враждебность – такая, что сам видел себя со стороны и разделял их оторопь перед этим клоуном, явившимся проповедовать любовь.
В толпе был тощий, мрачный мальчик, из него так и сочилась досада. Он обратился ко мне с такими словами:
– Вот ты говоришь, что надо возлюбить ближнего своего, а разве ты меня любишь?
– Конечно.
– Какая нелепость! Меня никто не любит. С чего бы тебе любить меня?
– Чтобы любить тебя, не нужны причины.
– Ну-ну. Полная ерунда.
Люди захохотали, соглашаясь. Его это, похоже, тронуло: он явно впервые заслужил одобрение в своей деревушке.
Тогда‑то мне и открылось, что будет: человек этот предаст меня. Сердце мое сжалось.
Собравшиеся разбрелись. Передо мной стоял только он.
– Хочешь пойти с нами? – спросил я.
– А мы – это кто?
Я указал на учеников, сидящих поодаль на камнях:
– Это мои друзья.