– Я.. – он вновь хмурится и расстроенно вздыхает – я не помню..
– Ты говорил что-то про ласточку и солнце. Не лететь на солнце.
Вновь пауза и медленное качание головой:
– Нет, не помню.. Но помню себя. Я там был вроде как воин в какой-то древней стране.. восточной стране..
Он начинает хмурится еще сильнее:
– Они почему-то так странно меня называли.. так же необычно, как и Лале.. что-то связанное со львом..
– Аслан.. – уже шепчу я.
И тут, наконец, он обращает внимание на мою странную осведомленность его «сном».
Взгляд, одновременно настороженный и изумленный, отнимается от простыни и поднимается на меня:
– Да… Аслан. Верно.
– А древняя восточная страна – Османская империя.
– Да.. очень похоже на твой сон – замечает он – помнишь, ты рассказывала, когда мы только
(..но.. сегодня ночью мне приснился сон об этом парне. там была и я, и.. – делаю паузу – и ты.. точнее, люди очень внешне на нас похожие..)
познакомились, про султанов. Мне кажется, я видел что-то похожее. Ты поэтому так все угадала?
Молчу.
Его взгляд становится пытливее и в итоге, отведя на мгновение глаза, говорю то, что следовало сказать ему еще очень давно:
– Это был не сон, Лео. Мы оба увидели прошлое.
-9-
Ожидаю самой различной реакции на это заявление.
От радикального скептицизма до полного непонимания. Но на удивление, ничто из этого не проскальзывает на лице Лео. Он лишь еще больше сосредотачивается, молчит пару секунд, словно что-то обдумывая, после чего просит:
– Расскажи, что знаешь. Всё, что знаешь.
С одной стороны мне больше всего на свете хочется уже с кем-то разделить свое знание. Это будто бы разделить тяжелую ношу, чтобы самому стало легче. Кто бы что не говорил – а хранить подобные тайны это отнюдь не привилегия, а тяжкий груз. К тому же, вряд ли из-за моего рассказа меня сочтет сумасшедшей тот, кто еще вчера боролся на мечах с нечистью.
И, что еще больше склоняет меня все-таки к откровению – едва ли он рехнется и станет пациентом Джуперс-Хилла. Если так, он бы уже сейчас нервно посмеивался, как Габи, и твердил всякую ахинею. Но нет, увидев нечисть, сражаясь с ней, и даже став добровольной жертвой вампира.. он все еще здесь, пусть и очень болезненный, но в сознании и, вроде как, даже в своем уме.
В отличии от Милли, ему Правда едва ли грозит съезжанием с катушек.