– Вообще-то, Маргарита Генриховна, с вами любой растеряется, не только человек с тонкой душевной организацией, – проникновенно закончил он.
– Всё сказал? – щёки Маргариты багровели. Глаза метали громы и молнии, – Это кто тут такой растерянный? Это кто тут личность с тонкой душевной организацией? Ты, что ли, Дунаев?
От всегдашней иронии ничего не осталось. В голосе зазвучал металл.
– И растерялся, по-видимому, тоже ты, Дунаев? Что- то я не вижу этого, судя по твоему неожиданному красноречию, – Маргарита криво усмехалась.
– Или, может, растерялась она? – тут математичка посмотрела в мою сторону, – поверь мне, как опытному учителю. Эта – не растеряется! Через вас, дураков, потом перешагнёт, вспомните мои слова!
Маргарита Генриховна отвернулась к доске, чтобы скрыть досаду и писала тему урока. Но, видимо, что-то задело её за живое, и она задушевно проговорила:
– Да, кстати, про Пушкина, – Маргарита с ледяной улыбкой осмотрела весь класс, – вам известно, что жизнь свою Александр Сергеевич закончил не так, чтобы очень удачно?
Воздух в классе сгустился. Повисло напряжение…
– Он и в картишки проигрывался, и приданое Натальи Николаевны промотал до копейки. Хотя, бесспорно, был гением.
Тут класс вздохнул. Напряжение нарастало.
– Да-да, об этом ещё Вересаев писал. Общеизвестный факт, между прочим. И шаль, которую подарили Наталье Николаевне Гончаровой на свадьбу, ушла за уплату долга поэта. А шаль необыкновенная была, привезена из Ирана, выткана золотом вручную, редкая шаль, -мечтательно продолжала Маргарита, будто наслаждалась, рассказывая, даже глаза прикрыла, -Плакала потом Наталья Николаевна горько, да что поделаешь? – учительница будто не обращала внимания ни на подозрительно возникший шум, ни на возмущение класса, ни на отдельные недовольные реплики.
– И погиб Пушкин тоже из-за глупой ревности. И семью без средств к существованию оставил! С долгами! Суровая правда жизни, ничего не поделаешь! Ты должен понимать, как это тяжело, Дунаев? – голос математички торжествовал.
Сашка застыл. Все знали, что его семья еле сводит концы с концами, особенно теперь, когда отец так нелепо погиб. И были возмущены Маргаритой, которая позволила этим упрекнуть Сашку.
Онемевшие ноги меня не слушались. Душила обида. Не за себя, за Пушкина! И за Сашку, конечно! Мысли бушевали и перегоняли друг друга: «Причём тут семья и средства к существованию? Пушкин – великий русский Поэт всех времён и народов, точка! И Сашка совсем не виноват, что его отец погиб по пьяному делу, оставив их с матерью и сестрёнкой, больной ДЦП».