– Игнат Наумов, по вашему приказанию прибыл. Вы хотели со мной поговорить, ваше высочество? – он поклонился, а после выпрямился, не мигая, глядя на меня.
– Да, хотел, – я кинул. – Скажите-ка мне, Игнат Наумов, а ваша рота, когда императорский дворец охраняет какие-то отдельные инструкции получает? Или то, что происходит – ваша личная инициатива, потому что я не могу представить себе гвардейца, который бы действовал бы вообще без каких-либо приказов.
– Я вас не понимаю, ваше высочество? – Игнат нахмурился. – О чем, вы таком говорите, ваше высочество, Петр Федорович?
– Я говорю о том, что по дворцу как в собственном дворе разгуливают посторонние. А охрана вовсе и не собирается их задерживать. Да что уже там, стоящие на посту возле дверей в мою спальню гвардейцы мало того, что даже не предупреждают меня, что в комнату, в которой я нахожусь, кто-то пытается войти, так еще и пропускают всех без разбора, словно я и не Великий князь Петр Федорович вовсе, а холоп дворовый, с которым можно и не церемониться…
– Я не могу поверить, что все именно так происходит, – начал весьма неумело пытаться оправдаться Наумов.
– А ведь все происходит именно так, – перебил я его. – Господин подполковник, не стоит даже пытаться как-то обелить действие своих подчиненных. Лучше уж проведите с ними какое-нибудь обучения, на тему, что можно, а чего не рекомендуется делать во время их дежурства.
– Я непременно выясню, почему мне в лицо летят подобные заверения из ваших уст, ваше высо… – его прервала на полуслове распахнувшаяся дверь. Наумов посмотрел на нее диким взглядом. – Да что здесь творится? – он стиснул зубы. – Разрешите удалиться, ваше высочество, что все выяснить подробнее, – я кивнул, и он вышел, столкнувшись в дверях с входящим Криббе, которой окинул его подозрительным взглядом. Ну, посмотрим, изменится что-нибудь, или все останется как прежде. Как бы я не хорохорился, а хоть как-то влиять на охрану конкретно этого дворца я не могу, но зато я могу выставить их за пределы выделенного мне крыла, что и намереваюсь сделать, озадачив этим поручением Криббе, вид у которого был, мягко говоря, странноватый. Мой учитель фехтования был взъерошен и смотрел на меня выпученными глазами, явно не зная, как озвучить новость, с которой он и пришел ко мне.