В военное или мирное время вот главное отличие неверного мышления от верного: результатом верного мышления становится логическое, конструктивное планирование на основе анализа причин и следствий. Неверное же мышление зачастую приводит к напряжению и нервным срывам.
Однажды мне выпала честь взять интервью у Артура Хейза Сульцбергера, который с 1935 по 1961 год был издателем The New York Times, одной из самых известных газет в мире. Мистер Сульцбергер рассказал, что, когда в Европе вспыхнула Вторая мировая война, он был в таком смятении, так переживал о будущем, что практически не мог спать. Часто вставал посреди ночи, доставал холст, вооружался тюбиками с красками, глядел в зеркало и пытался нарисовать собственный портрет. Рисовать он не умел, но все равно снова и снова пробовал нарисовать автопортрет, чтобы отвлечь ум от беспокойства.
Мистер Сульцбергер сказал, что смог утихомирить ум, только когда сделал своим девизом слова церковного гимна:
«Одного шага достаточно для меня.
Светом своим живительным путь освети,
Ноги мои сдержи: горизонтов дальних
Не прошу. Одного шага достаточно для меня».
Примерно в это же время где-то в Европе такой же урок проходил один молодой человек в военной форме. Звали его Тед Бенгермино из Балтимора, штат Мэриленд. В результате постоянного беспокойства у него развилась самая острая форма военного невроза.
«В апреле 1945-го, – писал Тед Бенгермино, – у меня развилось нарушение, которое врачи называют синдромом раздраженного кишечника. Заболевание причиняло невероятную боль. Уверен: закончись война позже – мое здоровье бы пошатнулось окончательно.
Я был изнурен до крайности. Служил унтер-офицером в похоронном отряде 94-й пехотной дивизии. Я должен был помогать вести учет убитых, пропавших без вести и госпитализированных солдат. Также я помогал выкапывать тела бойцов – как союзников, так и неприятеля, – наспех похороненных в неглубоких могилах после битвы. Собирал личные вещи убитых и отсылал семьям и близким, ведь эта память так ценна для живых. Я беспрестанно боялся, что мы совершаем непоправимые ошибки. Думал о том, как вынесу все это. Постоянно спрашивал себя, вернусь ли домой, подержу ли на руках своего единственного сына – ему тогда было чуть больше полугода, и я его никогда не видел. От постоянной тревоги и усталости я похудел на тридцать пять фунтов