Капы-ага! Капитан стражи и главный белый евнух. У Хюррем даже рот открылся от изумления. Хотя капы-ага и возглавлял стражу гарема, наедине с любой из поднадзорных дев ему оставаться было строго воспрещено, поскольку полным скопцом он не был – в отличие от евнухов-негров. Она слышала, что большинство белых евнухов кастрировали не полностью, а просто перевязывали или придавливали им яички, как ягнятам.
Она была ошеломлена. Покуда она сражалась с пониманием нового языка, считая себя всяко выше этой селянки, та изыскала себе путь на ложе.
– Говорят, мужчины бывают способны вроде как восстановить их, – сказала Мейлисса. – Даже черные. Потому их раз в год и проверяют, чтобы убедиться, что они у них заново не отросли.
– Чушь! Ведь когда жеребца оскопят, он так и остается мерином!
– Так белые-то евнухи – они же и не скопцы вовсе; им же их штуки не отбривают напрочь в отличие от нубийцев.
– Ну и где у тебя с ним это вышло?
– Да есть тут один дворик в северном крыле дворца – в окружении высоких стен под сенью платанов. Дверь в стене туда всегда заперта, но никогда не охраняется.
– И чем ты там занималась?
– Изучала Коран, как нам велено. Он меня, должно быть, заприметил с северной башни. Я вдруг услышала ключ в замке́. Хотела убежать, но тут…
Хюррем склонила голову в ожидании продолжения «но тут…», но Мейлисса лишь пожала плечами:
– Он сказал, что я самая красивая женщина в гареме. И что он поможет мне сделать так, чтобы султан положил на меня глаз.
– Сколько раз это происходило?
– Всего единожды. Может, дважды. – Глубокий вздох. – Шесть раз.
– Шесть раз! Да ты хоть понимаешь, что бы они с тобою сделали, если бы ты попалась?
– Так я ведь и так им попалась. Разве нет?
Тут Хюррем чуть задумалась о том, как бы она сама себя повела, если бы сидела в тенистом дворике над Кораном, «но тут…». Даже смертельная опасность может показаться прельстительнее удушающей скуки дворца.
– Они меня собираются прикончить, – прошептала Мейлисса. – Завяжут в мешок и кинут в Босфор.
– Я тебе помогу, – сказала Хюррем. – Поверь мне.