Татьяна, так и не сумев развязать фартук, набросила свое «семисезонное» в катышках старенькое пальто прямо на кухонную спецодежду и понеслась в школу под тучами, угрожающими дождем.
Лушка уже давно стояла посреди кабинета, потупившись.
Уже без ленты в волосах. От волнения мать даже не заметила Лушкино преображение, но, увидев дочь живой и невредимой, немного успокоилась. Она тяжело дышала от бега, и руки у нее ходуном ходили, поэтому сцепила их на животе, аж костяшки побелели. Получилось умоляюще. Сесть ей не предложили.
– Что натворила? Говори.
Лушка хорошо видела немигающие взгляды директрисы и Куриной Жопы, брезгливо наблюдавших, как мать старалась унять дрожь своих красных обветренных рук.
Проклятым алкоголикам надо запретить рожать. Только новая химичка Ольга Кирилловна улыбнулась Лушке ободряюще и даже подмигнула: не бойся, – когда никто не видел.
Было около четырех, солнце в высоких окнах директорского кабинета скрылось за наползающие тучи, словно возвещая грядущие космические метаморфозы Лушкиной судьбы.
– …сегодня завитые волосы в одиннадцать лет, а завтра что?
– …рисовала под партой на уроке литературы.
– …помада, выпивка, сигареты, мальчики – по наклонной плоскости?
– …индивидуалистка, не считается с товарищами по классу.
– …не участвовала в оформлении зала к неделе знаний.
– …опоздала на политинформацию.
– …рисовала под партой на уроке математики.
– …и это поведение советской пионерки?
Снова в трудную минуту Лушка стала Алисой, и в голове зазвучало: «Они думают хором, совсем как насекомые в поезде».
Учительские голоса и впрямь стали какими-то тоненькими и смешными. И Лушка совершила ужасную ошибку – она улыбнулась.
Что тут началось!
– Вы посмотрите, она смеется, ей смешно!
– Смеется в лицо педколлективу.
И наконец, самое страшное, от чего мать вздрогнула и уставилась на Лушку уже каким-то невидящим взглядом:
– Возможно, совету дружины следует пересмотреть членство Речной в пионерской организации…
– В ленинской пионерской организации!
И вот тогда губы у матери совершенно слились с сероватой бледностью лица, и она впала в ступор, от которого Лушка уже сейчас, на улице, пыталась ее пробудить, но никак не могла.
В молчании они с матерью вышли из школы через железные ворота школы. Лушка плелась, низко опустив голову, и была готова к любым подзатыльникам.