– наконец, вспомнила слово.
Шахиня посмотрела на нее внимательно, по-другому.
– Зысиз аур бест стьюдент оф инглиш, – сумела выдавить из себя директриса со страдальческой улыбкой.
Шахиня продолжала смотреть на Лушу.
– I must say your pronunciation is superb. Very English indeed. My compliments to your teacher[13].
Гостья оглянулась на какую-то очень похожую на нее женщину и сказала ей что-то на своем языке. Та согласно закивала.
– Your school bag is broken[14], – улыбнулась шахиня.
– Yes, it happened recently, but it is a new one. I am sorry[15].
Шахиня засмеялась. Вокруг нее, по протоколу, засмеялись тоже.
– Listen, would you like to come to Tehran as my guest?[16]
Лушкины глаза широко раскрылись.
– I would of course, but…[17]
– So it is settled. My assistants will take care of all the arrangements for an invitation. Nice meeting you, Lousha[18].
Луша, кажется, кивнула, но точно не помнила.
Шахиня двинулась дальше, слушая фразы о светлом будущем советских детей.
На Лушку нацелилось несколько очень внимательных взглядов сопровождающих шахиню людей в одинаковых костюмах с одинаковыми галстуками.
* * *
Инцидент во время визита шахини Ирана в среднюю школу Ворожа оказался настолько серьезным, что полковник Клыков прямо из больницы, ночью, в кителе поверх пижамы, прибыл в кабинет и срочно вызвал к себе Тихого.
Три окна его кабинета тревожным маяком светились высоко над ночным городом.
В кабинете гулко, как часовой механизм бомбы, отстукивали настольные часы и удушливо пахло мастикой от свеженатертого паркета. Две бронзовые овчарки, как живые, в ярком верхнем свете охраняли барабан циферблата на письменном столе, массивном, будто постамент памятника.
В ночном здании было тихо. Впрочем, здесь всегда было тихо, даже днем. Красные с зеленым ковровые дорожки в бесконечных коридорах заглушали звук человеческих шагов. Казалось, люди здесь ходят на мягких лапах.
В кабинете почти ничего не менялось с начала двадцатого века, кроме портретов очередного вождя. Оружейным блеском в свете люстры отливала артиллерийская батарея из трех черных телефонов. Люстру включали только для особых совещаний, обычно Клыков обходился настольной лампой с абажуром зеленого стекла, а днем сквозь высокие окна света было достаточно. Бронзовая тонкогубая голова с острой бородкой, стоявшая меж двух высоких окон напротив двери, смотрела на входивших рептильно-пристальным взглядом, отчего впечатлительным становилось не по себе. «Железный Феликс». Талантливая работа.