– Да чего уж. Все свои. А Игнаций был прав за тебя.
– Игнаций? Игнаций – мужик что надо. Чего он прав-то был?
– Да вот тоже самое про тебя и сказывал: – «Вольхим – мужик что надо.»
Оба устало рассмеялись.
– Эх-хе-хе… Отец Благодетель, это надо же! Ведь ваших ночью чуть на копья не подняли. Я от злобы ничего не соображал. Устал я. Глаз замылился. В людях только худое и вижу. На покой мне пора, но да уж теперь не до покоя. Нашим я всё объясню. Берите что нужно. Смотрите долго не задерживайтесь. День-два, не нашли и назад.
– Я обещал вернуть эту Эйрин.
– Не знаешь ты мест здешних. Глухомань. Егерей сейчас не сыскать, а с такой форой твой Аксен уже далече.
– С ним малая девчонка. Далеко они не могли уйти.
– День-два и возвращайтесь. Беда грядёт.
Артур вопросительно взглянул на Вольхима, но тот не ответил, а лишь тяжело вздохнул и поднялся по ступеням в замок.
Ночное небо Эделии зазывало всех живых существ, родившихся под его неустанным присмотром отметить приход осени. Бесчисленные звёзды в живописном беспорядке сияли разноцветными огнями для желающих узреть их карнавал. Дирижировала всем этим представлением, сияющая белизной огромная полная луна. Она не желала быть здесь лишь временным гостем. Ёё свет пытался проникнуть и осветить все тёмные уголки и закоулки, подвалы и схроны, провалы и пропасти. Ночное светило бросало вызов солнцу, желая более никогда не уходить с небосвода и единолично властвовать на нём.
Ладос не спал. Несмотря на глубокую ночь горожане отмечали смену времён года. Улицы в центре города полнились пёстро разодетыми, веселящими толпу скоморохами, молодёжью различных сословий и простым рабочим людом, забывшим про завтрашний трудовой день. Жители самых бедных, нижних кварталов столицы, то же не остались безучастными и проводили время во всеобщем веселье.
В небеса, то тут, то там, взметались пышные снопы разноцветных искр-салютов, каждый раз вызывая у публики изумлённые вздохи и радостные крики. Больше всего этому светопреставлению радовалась местная ребятня, без конца носившаяся меж празднующими и норовившая стащить с многочисленных прилавков угощение послаще.
Но больше всего поражала музыка. Музыка тут была повсюду. Она лилась с ночного неба, рождалась камнями мостовых, вырывалась из стен домов. Эти прекрасные танцевальные мелодии, сотворённые магами Семинарии, смешивались с мелодиями захмелевших от всеобщего восторга и выпитого вина музыкантов и превращались в дикую, гремящую какофонию, тем не менее, ничуть не мешавшую празднику.