– И… меры не принимаются?
– Суетятся чего-то… А все равно хрен за всем отследишь. Попка[3] на вышку залез, а там уже посылочка заныкана[4]… Хлоп ее в рабочую зону, лавэ[5] на той же вышке оставил, чтобы родня после смены караула забрала, – и шабаш! Это к примеру, понял? Я дело толкую!
– Уголовное, – уточнил я.
– Да ладно тебе! – отмахнулся Труболет. – Вот оттрубишь тут еще годик, будешь почище любого зека! Ты посмотри на конвойных «дедов» – головорезы! В нашей, к примеру, зоне таких бандюг еще поискать! А у вас каждый третий человеку башку отрежет, как папироской затянется! Плохая у вас служба, начальник, калечит она человека – проверено. И недаром столько ваших орлов сразу же после дембеля за решетку приходит, ох, недаром…
– С кем поведешься, – сказал я.
– Ну так… разговор не окончен?
– Подумаю. – я встал с земли, водрузив на бесшабашную свою голову пилотку. – Кончай работу! – крикнул бригаде.
– Конвой устал! – подтвердил рядовой Кондрашов, почесывая округлившееся от сегодняшней сытной трапезы пузо.
– Очень рад нашему с вами знакомству, – учтиво попрощался со мною Отец Святой, тряся стриженной седенькой головкой.
– До завтра, – заговорщически сузил глаза Труболет-растлитель.
– Раками – обеспечим! – заверил похититель колес.
– Бывай, начальник! Ты – человек! – сказал свое задушевное слово убийца.
* * *
На следующий день в мастерских колонии при посредничестве Труболета состоялась моя встреча с авторитетным жуликом Леней, вручившим мне изрядную сумму на закупку крепких алкогольных напитков.
Свое аморальное, с точки зрения воинской присяги, участие в контрабанде горячительного зелья я оправдывал прежде всего тем, что побудительные мотивы такого моего поступка особенной корыстью не отличались.
Копить дензнаки на «Жигули» я не собирался, а вот компенсировать с их помощью издержки казарменного питания, напоминавшего помои, я полагал делом, от которого прямо зависит моя жизнь и здоровье.
Жулик Леня – солидный дядя лет пятидесяти с обрюзгшим лицом и невыразительными свиными глазками, определил наши отношения с ним с четкой и достоверной прямотой:
– Я – вор, ты – мент, – сказал Леня. – Каждый при своих понятиях, симпатиями у нас не пахнет… Так?
– Так.
– Вот. Но бизнес возможен. Страна у нас пьющая, люди испытывают неоправданные страдания на лагерной диете, а ты – способствуешь сохранению национальных традиций. Это труд. И мы оцениваем его высоко. Только не погори. Наши очерствелые сердца разорвутся от такой утраты партнера.