Авенар заметил меня и, совершенно не стеснясь своей наготы, встал.
– Ты так долго смотришь, неужто передумала? Или впечатлилась моими мускулами? – начал насмешничать парень.
Там, конечно, было на что поглядеть, но смысл?
– Я… Я пришла за своими вещами. Уже утро, если вы не заметили, – выпалила я и поспешила к шкафу, мимо прилипалы.
Но зря. Все мои вещи перебуровили. Из-за потрясения я не обратила на это внимание, но кое-что валялось на полу. А моя старенькая клетчатая рубашка болталась на плечах Эльмы.
Это стало последней каплей моего терпения. Во мне будто что-то лопнуло. И я неожиданно для самой себя прорычала:
– Мы так не договаривались! Это моя комната. И никто не имеет права брать мои вещи без разрешения и портить их. – Я подняла свои обслюнявленные трусы и бросила в этого гребаного фетишиста. – Забирай и проваливай. И чтобы я тебя больше здесь не видела! Иначе пожалуюсь куратору. Вашему!
– У, котенок решил выпустить коготки. Страшно-то как! – насмешничал Туссен, уклонившись от моего снаряда.
Он подхватил свою форму и уже совершенно серьезно заявил:
– Да как скажешь. Все равно мне твоя соседка надоела.
И вышел в костюме Адама из комнаты.
– Ты такая душная! Всю подработку мне обломала и кайфа лишила. Тебе что, шмоток жалко, что ли? Да верну я тебе деньги за них, – очнулась Эльма и сразу начала с контробвинений.
У меня нервно дернулся глаз, и я засмеялась от непрошибаемости соседки.
– Да, жалко. Потому что это мои вещи! И мне не нужны деньги за них. Они мне дороги как память о моем доме! А ты ведешь себя как тварь! Из-за тебя я полночи просидела на лестнице. Спасибо девчонкам, приютили. А ты даже не извиняешься! Будто королева. Так вот, у меня для тебя плохая новость. С сегодняшнего дня ты со мной больше не живешь. Я все доложу Рыркову.
– Ой, да больно надо. Иди, жалуйся своему любовничку. Только это и можешь, – обиженно выпалила Эльма.
Резко рванула рубашку, так что послышался треск ниток, и кинула в меня.
– Дура! – выкрикнула я.
На глаза навернулись слезы обиды. Наглая мышь испортила мою любимую рубашку, доставшуюся от отца. Но мало того, она еще оскорбила меня и Рыркова своими сплетнями.
Захотелось вцепиться ей в волосы и оттаскать как следует. Но… Но я сжала кулаки. И посмотрела на блондинку – всклоченная, вся в мелких синячках и укусах. Она вызывала жалость.