Жизнь-море. Волны-воспоминания - страница 5

Шрифт
Интервал


Многие офицеры, особенно низшего звена и холостяки жили на частных квартирах и успевали за эти два часа сбегать домой, пообедать, минут сорок вздремнуть, но в семнадцать ноль-ноль на построении должны были все стоять на местах, определенных уставом.

Ротный Босяк не явился на построение. Взводным этот факт удалось скрыть от батальонного командования. На следующий день, воскресенье, все по плану, Босяка никто не хватился. Тогда еще суббота была рабочей и без сокращения в рабочих часах. И никто не мог подумать, что командир роты оказался в щекотливом положении. О его нахождении знал один офицер полка. Заместитель по политической части подполковник Симонович. Босяк был весь обеденный перерыв и далее у его жены. Старая любовь не ржавеет. Любка и вечером не пустила мужа домой. Он стоял под дверью, а из-за тонкой филенчатой двери доносились крики его жены, стенания и громкие признания в вечной любви. И кому? Жорке Босяку, которого она уже не надеялась встретить, с которым не виделась около десяти лет и которому поклялась в вечной любви там, в полевом госпитале, в сорок четвертом году.

Они совокуплялись яростно. Можно было подумать, что это у них в первый и последний раз, и они знают, что последний. У двери кроме мужа собрались наиболее любопытные соседки, самые смелые давали советы Симоновичу, а некоторые не стеснялись рекомендовать свои любовные фантазии через дверь Любке и Босяку. Как они встретились осталось загадкой для всех, но, что Любка сразу после ухода мужа с обеда пошла в магазин и через десяток минут вернулась с Босяком, видели многие. А дальше, без пауз и передышки – сплошной любовный экстаз, и стоны, которые с удовольствием фиксировались ушами соседок. Многие завидовали ее бабьему счастью. Так и признавались. Во многих семьях в эту ночь стоял шум, разбирательство своей, во многом не удавшейся, или удавшейся не в такой мере сексуальной жизни. А пример визжал и вскрикивал.

Симонович стоял в коридоре и повторял: «как это можно, как это можно, ах ее жалко, ах, ее жалко…» В это время из-за тонкой двери неслось: « Оййй, люблю навсегда, оййй, как хорошо, оййй, какое счастье, от счастья хочу умереть!»…

Появились соседские мужчины, начали политработника успокаивать, некоторые предложили переночевать у них, в соседних квартирах, кто-то ехидно предложил ему почитать доклад Хрущева на последнем съезде ВКП (б), все-таки полковой политик, но появился один, который предложил проводить подполковника к его родственникам, живущим в своем доме поблизости, на улице Фрунзе. Симонович с радостью и облегчением согласился.