Упала рука её, и душа отлетела. Я тут про супруга ее вспомнила, снова во двор выскочила. А Сергей уж заледенел весь. Видно, сразу помер, как я Наташу в избу затащила. Через неё и держался из последних сил, а как довёз – так и преставился.
Запрягла я лошадку свою старую в розвальни. Кобылка, на которой Сергей жену привёз, еле живая была, от усталости на колени упала. Я в стойло её завела, хорошая лошадка, добрая. Жаль, если издохнет на морозе. Мертвых в розвальни затащила, дитё укутала – да к вам в усадьбу и двинулась. Хоть и обижена я тобой, Василий Петрович, а всё же не чужая мне Наташа была. И дочка её тоже родная кровиночка.
Поднял князь на Ульяну глаза, полные слёз:
– Полно тебе, Уля, все в прошлом. Нет больше ни Марфы, ни Наташи. Обязан я теперь тебе по гроб за то, что внучке моей помогла народиться, и Наташину последнюю минутку скрасила.
Крестить буду маленькую после похорон… Будь ей крёстной.
Засмеялась Ульяна.
– Нельзя мне, ты ж знаешь. Другим богам я теперь молюсь. Но за приглашение – спасибо.
Ульяна поплотнее закрутила шаль.
– Пойду, я здесь больше не нужна, – и вышла неспешно. Скрипнули ворота на морозе, застучали копыта по мёрзлой дороге, и стихло всё.
– Татьяна, – позвал князь, – Татьяна!!
Ключница возникла из ниоткуда и безмолвно застыла.
– Наташу обмыть, обрядить, как положено. Завтра Рождество, отец Федор отпевать покойницу не станет. Пусть послезавтра придёт, заплачу щедро.
С Марфушей рядом дочку похороню.
Татьяна кивнула, но не уходила, мялась чего-то.
– А с этим то чего делать? С супругом то ейным?
Князь Василий скривился.
– Была бы моя воля, так велел за ноги да в овраг оттащить. Да боюсь, дочка обидится на меня за такое.
Схороните на погосте как положено. Хоть и разбойник, а всё ж с крестом на шее, гляжу.
Тело Наташи переложили на покрывало и унесли обмывать дворовые бабы.
А Василий Петрович, сразу постаревший на добрый десяток лет, шаркая ногами, тяжелой поступью направился к себе в спальню.
Там уже жарко горели в камине сосновые поленья. Румяная девка Палашка кормила вымытую и спеленатую малышку из рожка.
Лицо князя переменилось, подобрело, расцвело улыбкой.
Девочка сосала всё медленнее и, наконец, уснула, выпустив рожок изо рта.
– Дай мне её! – потребовал князь.
Палашка безропотно протянула ребёнка.
Василий Петрович бережно взял внучку на руки и нежно прижал к себе. От спящей девочке вкусно пахло козьим молоком и ещё чем-то неуловимо родным, так пахнут только дети.