– А вы, сэр?
– Я? Что? Ах да! Понимаю. Я Рук, знаете ли… Ф. Л. Рук. Живу в Олбани, и все такое.
Полисмен раскрыл блокнот и стал записывать.
– Послушайте, – воскликнула Джилл. – Этот человек хотел убить попугая, и я его остановила…
– Ничего не могу поделать, мисс. Вы не имели права бить человека палкой. Придется вам пройти со мной.
– Но… как же… – в ужасе пролепетал Фредди. Такое случалось с ним и прежде, но исключительно в дни гребных гонок, когда это, можно сказать в порядке вещей. – Я, видите ли…
– Вы тоже, сэр. Замешаны вы оба.
– Но…
– Брось, Фредди, – спокойно перебила Джилл. – Все это сплошная нелепость, но шум поднимать незачем.
– Вот это похвально, мисс, – довольно кивнул полисмен.
3
Леди Андерхилл устало перевела дух. Говорила она уже давно и с жаром, сидя с Дереком на квартире у Фредди в Олбани, а темой монолога была Джилл. Дерек ожидал атаки и удивлялся лишь тому, что она не случилась раньше.
В течение всего ужина накануне, и даже когда Джилл обнаружилась за соседним столиком в компании мужчины, незнакомого ее сыну, леди Андерхилл хранила о будущей невестке суровое молчание, зато сегодня высказалась со всей вырвавшейся из-под спуда энергией. Поток слов был пронизан лютой враждебностью, нараставшей с первой встречи с Джилл в той же самой комнате.
Говорила леди Андерхилл торопливо, потому что время поджимало. Муниципальный совет главного города в избирательном округе на севере Англии решил завтра утром заложить первый камень новой ратуши, и Дерек, как местный депутат парламента, должен был руководить торжеством. Баркера уже отправили к телефону вызывать такси, чтобы ехать на вокзал, и беседа могла прерваться в любой момент. Приходилось укладываться в то малое время, что еще оставалось.
Слушал Дерек насупясь и едва решался отвечать. Мать была бы довольна, знай она, как сокрушительно действуют ее аргументы. Червячок сомнения, досаждавший Дереку в такси по дороге с Овингтон-сквер, не сгинул за ночь, а, напротив, вырос и обрел грозные очертания. Теперь же, получив помощь извне, возвышался настоящим колоссом, угнетая душу.
Дерек то и дело поглядывал на часы и клял про себя безвестного таксиста, чье промедление длило тягостную сцену. Что-то подсказывало: сейчас поможет только бегство. Когда мать в таком воинственном настроении, противостоять ей невозможно. От нее немеют и разум, и язык.