. Но в книге также много и саморефлексивных отрывков. В них Бехруз анализирует себя, свою интерпретацию тюрьмы, свой метод описания сцен и ситуаций, а также свои риторические приемы и литературный стиль.
Эти компоненты выводят его работу из жанра магического реализма и помещают в совершенно самостоятельное поле. Фактически книга Бехруза – это антипод разных примеров жанра, хотя в его тексте и присутствуют заметные черты многих жанров. Перевод его труда требовал некой концептуальной и теоретической основы, пусть даже предварительной и гипотетической.
На мой взгляд, литературные приемы и выразительные методы Бехруза перекликаются с хоррор-реализмом[50] и культурно или этнически обусловленными формами сюрреализма. Выявление этого облегчило перевод: позволило передать голос Бехруза, выбор слов, тон и стиль, а также интертекстуальные[51] фигуры более убедительно и последовательно. Я интерпретирую его жанр (или антижанр) как «ужасающий сюрреализм».
Литература, политика и уважение к недосказанности
Саджад: «В какой-либо части книги Бехруз рассказывает о том, как его преследовали в Иране, или критикует иранское правительство?»
Омид: «Нет».
Саджад: «И хорошо. Нет нужды описывать это или объяснять, почему ему пришлось покинуть Иран. Вот почему это такое красивое и значимое литературное произведение. Все, что вам нужно знать о его жизни в Иране, заключено в рассказе о первом путешествии на лодке. Все, что вам нужно понять об угнетении и дискриминации в Иране, – прямо там, в океане. Все политические потрясения описываются через изображение волн. Все давление режима передано через описание морского водоворота».
Возможность перевести эту книгу я рассматривал как шанс внести свой вклад в историю, документируя события и хотя бы так поддерживая гонимых и забытых людей; перевод для меня, как и писательство для Бехруза, – это долг перед историей и способ добиться того, чтобы проблема бессрочного заключения беженцев как можно дольше сохранялась в коллективной памяти Австралии.
Но по мере того, как читал его главы, я спрашивал себя, возможно ли вообще передать опыт Бехруза на английском языке так, чтобы отдать должное его выдержке и проницательности. Его описания, критика и формулировки грубы, остры и безжалостны; его истории передают агонию, созерцание, ярость и озарение. А некоторые отрывки полны таким достойным восхищения чувством юмора, которое следовало передать как можно бережнее. Кроме того, переведенный текст не должен был растерять живость, образность и выразительность, отражающую уникальное видение и голос автора.