– Утонули. В Острове еще, – отвечаю я.
В Псков мы переехали, когда мне было шесть лет, а дошкольное детство я провел в городе Острове. Жили на старенькой улице Калинина, в квартире с печным отоплением без воды и канализации. Неподалеку от дома была река и остров на ней, в честь которого и назвали когда-то нынешний райцентр. На острове в средние века стояла крепость, отметившаяся во всех северных войнах, теперь – церковь, пара частных домиков и пляж. Река Великая там заметно у́же и мельче, чем в Пскове, но глубины оказалось достаточно. Впервые после моего рождения мама с папой выбрались отдохнуть вдвоем, а меня поручили бабушке – как оказалось, на всю оставшуюся жизнь.
– Соболезную.
– Да бывает, – я откидываюсь на спинку «икарусного» сиденья.
Осиротеть мне было суждено в трехмесячном возрасте, а в наследство от родителей не причиталось даже могилы: тела́ не обнаружили, хоть военные водолазы пролазили всё русло.
Точкин отворачивает лицо к окну. Вдоль шоссе в бесконечной канаве чернеет вода. Между стволами деревьев поблескивают мертвые топкие лужи. Наша остановка – деревня Болоты, последняя перед Порховом, хотя собственно болоты начались едва ли не сразу за Псковом.
Точкин не подвел, нашел решение и вместо священника повез меня к народному целителю. Ипполит Иванович – так записано у Точкина на бумажке – ведет практику еще со времен перестройки, принимает в глуши, не дает объявлений, но пользует немалую клиентуру. Николаю рассказывал о нем Андрей Любимов: какого-то майора-танкиста этот знахарь, единственный, сумел намертво закодировать от пьянства, а самого комдива, если верить слухами, которые курсировали по дивизии, излечил от мужской слабости.
Поездка до места заняла полтора часа. Болоты оказались ничем не примечательной деревенькой из десятка домов вдоль трассы. На остановке вместе с нами выходит пара лет под тридцать бомжеватого вида. Конечный пункт назначения у них совпадает с нашим. Мы идем следом за ними через луг по размокшей грунтовке. Жена тараторит без умолку. Муж сосредоточенно месит ботинками грязь и только раз оборачивается, чтобы тихо бросить спутнице несколько слов. На широком плече у него подпрыгивает в такт ходьбе трехцветная спортивная сумка.
– Устали? Давайте передохнем. Всё равно автобус обратный нескоро, – забеспокоился Точкин, когда во второй раз я тяжело оступился. Колени у меня сгибались со слышимым скрипом, да и всё тело словно задеревенело. Согнуться и перевязать напитавшиеся влагой шнурки стоило такого труда, что я почти готов был просить о помощи.