В течение всей репетиции Вера периодически оборачивалась на меня, прикусывая губу. Похоже, видок у меня был ещё тот: я хоть и смуглая, но яростной красноте это не мешало опалить моё лицо, заставляя окружающих буквально обжигаться от одного только взгляда на меня. Ко всему этому я ещё и постоянно дёргалась, когда Вячеслав брал самые высокие ноты. Он, может, и пел добротно, попадал во все ноты, быстро запоминал новые произведения, но его голос был просто отвратительным! Он будто бы упивался своей надменностью и противностью, что сказывалось на его, так сказать, репертуаре. У меня и без этого в последнее время в хоре звенело в ушах, а после того, как Вячеслав вернулся с больничного, мне просто хотелось плакать и обмотать уши поролоном. И, видимо, не мне одной. Ещё одна девочка-альт, Василиса, в конце репетиции, когда Вячеслав просто ходил вдоль рядов и «выпендривался», беря то ля, то си второй октавы, не выдержала и сморщилась, как изюм. И, стоило ей снять запотевшие очки, чтобы протереть их, «звёздочка» пронёсся мимо, сбивая её. Естественно, очки полетели со сцены, причём по закону подлости – не на ковёр. Оправа разлетелась, стёкла треснули – и кто за это будет платить? Хорошие очки – это дорого, скажу я вам! А домой, как ей добираться? Практически вслепую? И только я хотела озвучить всё это Вячеславу и заодно его покровительнице Эдуардовне, меня за предплечье тронула Вера со словами: – Нам надо помочь ей, – она кивнула на Василису, дрожащими руками пытающуюся собрать все части оправы воедино. Я сочувственно вздохнула и согласно качнула головой.
– Не стоит так привязываться к вещам, – накрыв ладони Василисы с остатками очков своими, сказала я.
– А к людям стоит? – всхлипнула та. Её состояние было понятно, но, к чему она клонит?
– Ты это про Вячеслава, что ли? – неверующе высказала я свою догадку. Затянувшееся молчание послужило нам с Верой ответом. – И кто же он тебе?
– Троюродный и, по совместительству, сводный брат. Когда мои родители умерли, – послышался ещё один смачный всхлип. – Тётя и дядя взяли меня к себе. Он издевается надо мной, а я даже никому пожаловаться не могу! Они же выбросят меня, если я это сделаю!
– Родственник-манипулятор, значит. Мне это знакомо, – выдавила из себя я и посмотрела на Вячеслава с ещё большей ненавистью, чем раньше. Теперь это было чем-то личным, желанием указать ему его истинное место так, как я никогда не смогу сделать со своим «Вячеславом». И я чувствовала кончиками пальцев и перекатывающимися от резкого дыхания мышцами, что у меня есть на это силы и мне не будет стыдно оттого, что я воспользуюсь свои преимуществом против более слабого соперника. Зло же кто-то должен наказывать, разве нет? И почему бы не использовать его же методы?