– Вус махсти, Рейзл?
– Барух а-Шем.
Слава Б-гу.
– Как мама поживает?
– Барух а-Шем.
– А папа как?
– Барух а-Шем.
– А братья?
– Барух а-Шем.
– А сестра?
– Барух а-Шем.
Возможно, муж ребецин и правда не был раввином. Может, он и вовсе не был праведником. Единственное его наследие, в котором можно не сомневаться, – его амбиции. Рейзл слышала, что, когда они много лет назад начали свое дело, ребецин сама нанизывала жемчуг на нить, но потом ее муж сдал каморку, рядом с ее, субарендатору, потом сделал то же самое с каморкой с другой стороны и так далее, пока они не заняли весь этаж, а вскоре и все здание. К чему беспокоиться о международной торговле, революции в Южной Африке, шахтах в странах, в которые они никогда не поедут, колебаниях валюты, о том, что носить на себе драгоценные камни опасно? Зачем, когда можно собирать аренду? Старые кирпичные здания Манхэттена – вот бриллианты ребецин.
Дверь в офис открыта, но Рейзл все равно стучится и ждет, чтобы ее пригласили войти. Ребецин молча принимает ее отчет, слегка прищуриваясь, и небрежно кидает его на стол.
Ребецин очень строго и хорошо одета. У нее на шее жемчужные бусы в три нити, с самыми большими жемчужинами, что Рейзл доводилось видеть. Пусть они и красивы, ребецин они не украшают – от их блеска ее зубы кажутся еще желтее, чем есть на самом деле.
Она вечно щурится. Даже глядя прямо на Рейзл. Рейзл чувствует себя как под лупой, сырой и неотполированной, как жемчужины, которые когда-то нанизывала ребецин.
– Покрутись, – говорит она.
– Вус?
Ребецин – строгая начальница. Это всем известно. Что Рейзл сделала не так? Что она упустила? За что ее ругают?
– Покрутись, шейне мейделе, – снова говорит ребецин, на этот раз ласковее.
Медленно, не отрывая взгляда от своих носков, делающих круг по ковру, как стрелки часов, Рейзл разворачивается.
– Хорошо, – говорит ребецин, когда Рейзл снова встает лицом к ней. – Все инвойсы выплачены?
– Йа, ребецин.
– Тебе показывали дебиторскую задолженность? Бухгалтерские книги? Ты читала выписку из банка?
Это ловушка? Она провинилась, что-то сделала не так?
– Найн, – отвечает Рейзл.
Ребецин с отвращением качает головой.
– Сихер ништ! – говорит она и повторяет по-английски: – Конечно, нет! С чего бы это им учить тебя чему-то полезному?
Она протягивает бумаги Рейзл, будто бумаги – это продолжение ее руки, зовущей Рейзл. Она держит их двумя пальцами, указательным и большим с блестящим бриллиантовым кольцом. Рейзл никогда не видела кольца на большом пальце.