Виктор Васильевич Козлов. С 1990 по 2004 год – генеральный директор ОАО «Атомэнергоэкспорт», генеральный директор ЗАО «Атомстройэкспорт», с 2005 года – профессор РЭУ имени Г.В. Плеханова
Родился я в Москве в 1944 году. Родители развелись, когда мне было три года, и меня воспитывали мама и бабушка. Жили мы в подмосковном городе Бабушкине. Сейчас это район Москвы. Помню свою школу – типично подмосковную, небольшую, двухэтажную. Именно послевоенное детство сформировало мой взгляд на мир. Конечно, не все решает возраст, принадлежность к тому или иному поколению, и все-таки государственные деятели, с которыми я потом много спорил о «нефтяной игле», о необходимости любой, даже самой большой ценой возрождать и развивать российский экспорт АЭС, не застали послевоенного времени… Думаю, это символично.
«Фильм, фильм, фильм!»
Мама была умной, образованной женщиной, окончила МАИ, защитила кандидатскую. В общем, была энергичным и целеустремленным человеком, и я маме благодарен за то, как она воспитала меня. Ведь я собирался поступать во ВГИК на искусствоведение, но она сказала: «Ты, Витя, не морочь голову ни себе, ни мне! Получи нормальную профессию инженера, а дальше делай, что хочешь». И я поступил в Московский институт химического машиностроения, о чем, надо сказать, совсем не жалею. Мама была права: надо делом заниматься. И вот это, я считаю, и означает «заниматься делом», причем серьезным. И, наверное, какой-то небольшой вклад в то, что Россия сегодня – лидер атомного энергетического экспорта, я сделал, пусть маленький кирпичик, но положил.
Первый учитель
Моим первым учителем на долгом жизненном пути был Абрам Осипович (в миру – Александр Осипович) Залбштейн – первый заместитель начальника Производственного управления Минтяжмаша, где я проработал четыре года. Как многие талантливые руководители того времени, Александр Осипович был психолог от Бога. Собирает, скажем, оперативное совещание с отраслевыми руководителями, выводит на ковер директора, который «согрешил на копейку», и как давай его отчитывать! Небу жарко становилось, и «согрешившие на рубль» не чаяли, как быстрей добраться до рабочего места и беззаветным трудом искупить грехи. Однажды его направили на Ворошиловградский (теперь г. Луганск) машиностроительный завод. Предприятие крупное, значительное, и у него были проблемы с планом. Залбштейн взял меня с собой. Приезжаем и сразу же – на завод. И вот в течение нескольких часов Александр Осипович беседует с рабочими и руководителями цехов. Заходим в рабочую столовую… После обеда спрашивает у директора – а не найдется ли у него термоса? «Термоса? Зачем?» – «А я налью членам коллегии из этого термоса по глотку твоего вонючего чая, – говорит Залбштейн, – и им все станет ясно. Разве можно кормить людей, как скот, и ожидать, чтобы они хорошо работали?» После этого визита руководство поменяли, а заводу была оказана материально-техническая помощь. А через какое-то время и завод перестал числиться среди отстающих. Несмотря на тридцатилетнюю разницу в возрасте, у нас были дружеские отношения. Он мне говорил: «Виктор, я верю в тебя. Ты добьешься многого в этой жизни, по крайней мере, у тебя будет собственный автомобиль»… (В то время для большинства автомобиль был несбыточной мечтой.) Ушел Залбштейн, как многие, кто горел на работе, безвременно. От сердечного приступа в своем кабинете, едва перешагнув шестидесятилетний рубеж.