– Циса, веди себя благопристойно, как подобает юной девушке из приличной семьи! – возмущенно воскликнул Дорон, когда, наконец, к нему вернулся дар речи.
– Ах, папочка, ну что за глупости! Ты же знаешь, Артур – моя давняя любовь! – шутливо пропела Стурция, кокетливо глядя на красивого юношу. Кстати, надо отметить, Циса отнюдь не была все это время влюблена в Артура. Девушка являлась обладательницей такого непостоянного характера, что каждый день ей мог нравиться какой-нибудь новый мальчик, которого она сочтет миловидным. Артур же, бесспорно, был весьма красив.
Юноша смущенно взглянул на Диану, однако девушка сделала вид, что внимательно рассматривает короеда в своей тарелке.
– В Пандектане мы так мало виделись… – пропела Стурция, аккуратно подцепив пальчиком лягушку. – Диана, тебя я тоже рада видеть, – хитро проговорила девушка, улыбаясь сопернице, однако та хмуро промолчала, не желая продолжать беседу. Через какое-то время за столом вновь восстановилась гнетущая атмосфера, которая лишь на мгновение была разбавлена веселыми сестрами Тина.
– Скучно что-то с вами… – лениво протянула Лилия и была такова. Девушка съела лишь несколько лягушек, и на этом ее скудный обед закончился.
– Прямо как не наша девочка… – с укором покачала головой Люция, с грустью взглянув вслед уходящей девушке. Дети повзрослели и стали совсем не такими, как, например, хотелось бы Люции.
Спустя какое-то мучительно долгое время этот обед, наконец, завершился. Несомненно, он был одним из самых скверных в жизни Артура. Юноша отчетливо понимал, что Дорон, практически напрямую выказывая ему свою неприязнь, мечтает, разумеется, о том, чтобы немедленно выставить его из гнездима. Или же о том, чтобы он сам ушел. Это, конечно же, в какой-то степени задевало его гордость, хотя, впрочем, и не в ней одной было дело.
На самом деле, Артур искренне переживал, что оставил у родителей лучшего друга такие неприятные впечатления о своей персоне. Но что он мог изменить? Даже если бы они все втроем с Тином и Дианой принялись рассказывать ему обо всех событиях, произошедших в школе и в Беру, Дорон вряд ли бы поверил. Вряд ли, но вовсе не из-за того, что их слова прозвучали бы слишком абсурдно. Просто люди часто верят лишь в то, что удобно для них самих, потакая таким образом своей чрезмерной гордости и тщеславию. И потом, вообразить, хотя бы даже в самом себе, что все время ошибался в каком-либо вопросе, не только мучительно сложно, но порою даже и невозможно, особенно людям гордым.