Камерный оркестр закончил тихую приветственную мелодию и заиграл увереннее – время для танцев ещё не наступило, однако толпу следовало подогреть. Под переливы скрипок между учащимися стало происходить занятное движение рук – передавались записки. Преподаватели и стража, уловив шорох бумаги, тут же реагировали на звук – Верт гордился репутацией целомудренного заведения. Но в изъятых клочках всё было невинно: предлагались танцы, либо выказывалось восхищение внешним видом.
Берберис стоял у стены, сгорая от стыда за ношенный камзол. Его туфли сверкали свежим лаком, однако давнишние изломы кожи оставались заметны. Из-за повышенной возбудимости обычно бледные щёки графа сегодня отливали пунцовым. Он боялся, что сляжет с нервной лихорадкой до назначенного срока и позволил себе выпить пару бокалов разбавленного вина. Знакомые шепнули ему за каким из столов виночерпий раздаёт самый экстракт напитка, но пробираться к тому месту означало покинуть удобную наблюдательную позицию у входа.
Еле заметной тенью тонкая фигура промелькнула по-над стеной и с удивительной силой сунула графу в руку клочок бумаги. Берберис даже головы не успел повернуть, а загадочный почтальон уже исчез. В записке говорилось: «Надеюсь на танец», и подпись: «Ч».
Берберис поспешно сунул бумажку в карман и вернулся к караулу. Бал набирал обороты. Первые подносы с фруктами опустели, первые пары потянулись к середине зала. Кавалеры подхватывали дам в танце. Подолы струились как разноцветные ручейки, заколки в волосах вспыхивали драгоценным блеском. Зал хрустел от обилия света, оркестр зашёлся в вальсе.
Дверь в очередной раз распахнулась, пропуская внутрь группу барышень. Пёстрыми рыбками они кружили вокруг центральной фигуры их маленького общества – стройной девушки в тёмно-синем платье со светлыми, почти белыми волосами. Увидев само воплощение земной красоты, Берберис на мгновение ослеп, а когда зрение вернулось, горестный стон сорвался с его губ – возле девушки уже стояли его конкуренты!
Берберис был подавлен и взбешён одновременно. Он ринулся к новоприбывшей, не задумываясь о посторонних боках и отдавленных носках туфель.
– Герцогиня Борови́нка! – воскликнул Берберис и лишь через секунду вспомнил поклониться.
Окружение герцогини хмуро уставилось на наглеца, так смело ворвавшегося в их общество.