Услышав это, Сава опешил. Какая-то его часть – вероятно, самая сумасшедшая – утверждала, что голоса жены и сына донеслись из шкафчика с обувью. И звучали они при этом не как обычно, а противно, измывательски, как у любовников, что решили вдруг поразговаривать друг с дружкой тонкими голосами.
Что бы откуда ни прозвучало, Сава уже не контролировал себя. Скотовозки! Можно ли представить более оскорбительное слово, задевающее сразу и общественный транспорт, и его пассажиров?!
Проволочив за собой по ламинату туфлю, соскочившую с ноги, он влетел на кухню.
– Что ты сказал? Что ты только что сказал?!
По лицу Эвы было видно, что он не на шутку перепугался. Даже вздрогнул, боясь прикоснуться к недоеденному омлету. Сидевшая напротив Беата в изумлении приоткрыла рот, пытаясь понять, в чём дело. Чашка кофе в ее руке со стуком опустилась на стол.
– Что случилось, дорогой?
– Что случилось?! Этот юноша только что обозвал весь общественный транспорт – скотовозками, а все семьи без машин – скотами! Скотами! Разве ты не слышала?!
– Но я не говорил такого! – Эва беспомощно посмотрел на Беату. – Мам, я же не говорил такого, да?
– Нет, не говорил.
– Лжец! Лжец! – рявкнул Сава. – Солгал раз – солжет и второй! И третий! Всегда! – Он и сам не понимал, откуда брались облитые желчью слова. – Почему ты его всегда покрываешь, Беата? Всё не дождешься, когда он вырастет, угадал, да? Да?!
Беата вдруг рассмеялась. Зашлась этим своим глубоким смехом, от которого всегда кружилась голова.
– Сава, господи, какой же ты забавный.
– Забавный? – Удивлению Савы не было предела.
– Даже если Эва и сказал бы что-то такое, разве не лучше спокойно обсудить это?
Да, это было лучше. Только вот Сава ничего не мог поделать с тем дискомфортом и той ревностью, в которых не признавался даже себе. Он не понимал, где лежит исток скверных мыслей, столь похожих на мокрый песок, что периодически облепляет и пачкает любовь к сыну.
– Я привью тебе уважение к обществу, мой юный гражданин, – сухо сказал Сава. – С этого дня ты по полной вкусишь все запахи и всё удобство общественного транспорта. Хочешь быть писакой-макакой – милости просим на самый низ.
На лице перепуганного Эвы вспыхнула какая-то эмоция, и Сава с оторопью узнал в ней радость. Сын, его собственный сын, был только рад тому, что проведет меньше времени со своим стариком!