монументально до седых столпов…
На память все иначе было… Воспоминаний
детства не осталось, поделено – забыто.
Прожитое в выгребной яме упокоить,
пожытками былого присыпать, к чему
минувшее тревожить, стремление тренировать
осколки памяти, соединять в одном былое,
дабы на деле все в забытом схоронить.
Зачем сей на своих влюбленных наколола
и прозрела нить.
В предраковой час правосудия, полночной,
вернее полуночной мглой, пастырь
в поминовении, умом узривши картины
бытия, где идеал гармонии над всем
и всеми абсолютен, псалтырь, поодле агиос
и кровожад все тропки исходили,
покоятся пононе, зашив в устья панфирь
с миртой…
И в предрасплаты час, начавши судьбы
искушать, дары им грезя предоставить,
ак же доказательство, позднее мглу
с небес убрать, что их усилий многократно
умалил, тепериче в том закуте, где не
перечил, но умалял о преслушании, не может
слыть и речи, в пыли оставив агнцов последних,
в горнило скверны не гнушившись покидать,
без устали, затворник тоесть, псалтырь
перекроил, местами изгоняя мракобесье,
призывами для них он будучи волком,
но то не для кого не сведомо…
Известность в рдениях мирских до пагубы
привратна, тепериче оплот последний и надежда,
предтечей поныне осталось разуму
остатки вособрать, изуверам уподобится,
готовность фанатичностью служить вероучениям,
желание, читая рукописи, запоминая,
выводы стяжать на свои лады, не щадно
истязаясь, от пояса до головы, испещряя
прообразами жития, с пересечением сакральных
предречений.
Закрыв врата, засыпав, опостолов всех
разом усыпив, последнюю возможность под
выход, и вот на выдохах… Под своды тут
один взлететь, последняя надежда на листе
последнем… Прочитать… Схождение в
прообразе древлейшего явления…
Иноки, позабыв на свете обо всём,
наискивать и нарекать в безумцах безо
участи и до ослушников, на причетах в
беспутствах, и обводнить окрест распутства,
на блуднях искровенять сберёгшихся,
гнушаться нечем и подавно, саднить
в безволье наболевшим, отрадой,
замыслом ли, покамест посему отсюда
помыслы сии, да хоть и с сожалением,
к сведению до сюра сманить начала
знаковых, в ликах застыв, на максимум
защемлены эмоции, кои так или иначе гложат,
по ком впечатаны на масках, теперь
за гордость не претит, тая ещё чуть разум
дремлющий, себя понаганять в себе,
и не дошедши, бросая факел ещё тлеющий,