Женщина отошла от оконного проёма, давая возможность солнцу заглянуть в их жилище, и вновь губы её прошептали заветные слова.
В последнее время муж стал с неодобрением относиться к её заговорам, которые сложились издревле и которым, как водится, научила её матушка и бабушка. Но прямого запрета не было. К тому же Домна и сама замечала, что муж не вовсе отказался от верований предков. Привычно вздохнула. Где ей, женщине во всём разобраться. Её удел – дети и хозяйство.
Взглянула на дочерей. Спят ещё, девичий сон крепок. Старшая Василиса хмурит тёмные брови. И во сне, видать, чем-то недовольна. И в кого такая уродилась? Ей вдоль, она – поперёк. Уж замуж давно пора, но после Еремея ни на кого не хочет смотреть. От таких пригожих парней нос воротит. А уж в том возрасте, когда пора задуматься, как бы не пришлось слёзы лить и жаловаться на недолю.
Подошла к пряслицам дочерей. Вот и работа Василисы не очень аккуратная. Такие нити годятся лишь для грубой ткани. Ох, по всему видно, что не лежит душа девки к женской долюшке. С детства такая. Дедова забава. Сыночки старшие не выжили, вот и прикипел дед к Василисе. Сызмальства к охоте приспособил. Годочков пять ей было, поди, как принесла из леса первого зайца.
А как дед погиб, с медведем не совладал, так девка и неласковая стала. Тогда многое переменилось. Свекровь на погребальном костре смерть добровольную приняла. Да не добровольной она оказалась. Кричала долго и протяжно, сына Ивара молила о помощи. Слышала её Домна, несмотря на громкие погребальные пения и веселье, слышал и муж, не смогли заглушить их удары палицами по щитам, которыми мужчины словно пытались укрыть проявление бесчестия их рода.
Тяжело переживал тогда Ивар, посидела головушка за ночь. А на утро пошёл к батюшке Прокопию, долго не возвращался. А когда вернулся, собрал всю семью и пошли они веру новую принимать. Был Ивар, стал – Иван. Хотя, все его продолжили звать прежним именем.
Робкий солнечный лучик всё же добрался до средней дочери – Ярины и сейчас щекотал её длинные тёмные ресницы. Ладная девка получилась. Брови тёмные как у сестры, а лицом тоньше, нежнее. Годочков восемь ей, кажись, было, как посватался первый жених. С тех пор нет покою ни отцу, ни матери, боятся одну за водой отпускать, как бы насильно какой жених не умыкнул. Рано ей ещё. Да и батюшка Прокопий против ранних браков. А Ивар к нему крепко прислушивается. Чай забыл, что сама же Домна на годок всего постарше была, когда выдали её замуж. А Ивару ещё меньше. Но ничего, не хуже других живут.