Лишь бы не стало слишком поздно.
***
– А ружьё где? – Охотник всмотрелся в темноту, сгущающуюся за порогом.
– У меня его нет, – просипел Юра. От входа в избу тянуло теплом. Слёзы, оттаяв в уголках глаз, покатились по щекам.
– У других были, – сказал Тингеев, кивая вглубь избы, где на одной из задрапированных шкурами стен висел целый арсенал. – Тогда зачем пришёл?
Его лицо оставалось в тени, и Юра пытался угадать, что за человек целится в него из двустволки. Говорил Тингеев мелодично и распевно, точно слагал легенду. Человек с таким голосом не станет стрелять… Ведь не станет?
– Зачем пришёл? – повторил Тингеев.
Вместо ответа Юра со стоном стянул перчатку с омертвелых пальцев, расстегнул верхние пуговицы пальто и принялся шарить под шарфом. Наконец нашёл и протянул Тингееву стопку сложенных вчетверо пожелтевших газетных вырезок, среди которых затесалась и статья Володьки Абрамова. Та, из рубрики «Калейдоскоп аномальных явлений».
Поколебавшись, Тингеев принял бумажный прямоугольник из задубелых пальцев незваного гостя. Чуть повернулся к свету керосиновой лампы, стоявшей на полке, и тот бархатно огладил лоб, скулу и подбородок хозяина – будто месяц выплыл из облаков.
Тингеев перебрал статьи указательным и большим пальцем одной руки.
– Ты спятил, нуучча, раз знаешь и пришёл сюда, – произнёс он. Тингеев всё ещё целился в Юру, но покачивающиеся дула двустволки теперь смотрели ниже. – И обратно не дойдёшь.
– Так и есть, – согласился Юра, стуча зубами.
– Тогда тебе лучше уйти в лес и замёрзнуть. – Тингеев, казалось, раздумывал над этой возможностью. – Кто ты? Собиратель баек?
Юра подумал, что это близко к истине.
– Научи меня, – сказал он без обиняков. Время уходило стремительно, как тепло из сердца, которое ещё минута – и остановится, и тогда всё – его путь, его страдания, – окажется напрасным. И ему хотелось в тепло. Просто в тепло. Нестерпимо хотелось.
– Довольно тут падали, – туманно произнёс Тингеев, опять поднимая ружьё… но и отступая на шаг. – Заходи, нуучча. Быстро!
Юра ввалился в избу, споткнулся и едва не полетел через порог.
– Закрывай, стынет! – прикрикнул Тингеев.
Юра повиновался. Зачарованный теплом, замер у закрытой двери, и Тингеев прикрикнул снова. Юра стряхнул промёрзшие ботинки и без спросу напялил мохнатые тапочки. Тингеев фыркнул со смесью жалости и презрения.