Там близко был берег обрывистый, высокий и куст показал свой цветок, задержал у себя, чтобы я не понеслась к обрыву. А, ведь, могла, бегала быстро.
Труженица полей и огородов.
.Была весна и бабушка со мной на прогулку вышла. На поле мы увидели мужика, сеющего зёрна. Он брал зёрна в горсть и размашисто сыпал на землю. Одной рукой! Другой рукой! Идёт и сыпет! Сыпет и идёт! Мы остановились и долго смотрели на него.
Потом, вздохнув, я сказала с завистью: – Как хорошо он играет! – Не играет, а работает! Хм, играет! – сказала бабушка. Или в этот день, или на следующий, когда бабушка прилегла отдохнуть я, открыв дверки кухонного стола, вытащила мешочек с крупой. Шла и сыпала. Сыпала и шла. То одной рукой! То другой рукой! Раз! Раз! Раз! А когда крупа закончилась, сахар взяла. Я наработалась и бабушка за это время успела отдохнуть. Бабушка потом всем рассказывала, что пол был посыпан в пол-пальца толщиной по всему дому. На этом была завершена моя сельскохозяйственная деятельность.
Я с нетерпением ждала когда бабушка заснёт. И вот, наконец, её дыхание стало ровным, а лицо безмятежным. Тихонечко прокравшись к кухонному столу, открыла заветные дверцы. Внизу лежал мешок с сахаром. С кусковым. Не зная как играть этими кусками, с тоской огляделась вокруг.
Ведро помойное!
Мешок был тяжёл. Пришлось тащить его волоком, опасаясь разбудить бабушку. Но все эти трудности были окуплены сторицей, когда я бросила первый кусок. Бульки были интересными, неповторимыми и, самое главное, долгими. Бульки одного куска отличались от булек других.
Когда бабушка проснулась, то вообще ничего не заметила. И только вечером, когда мама пришла с работы, они увидели, что у них исчез куда-то сахар и, почему-то, тяжёлое и полное помойное ведро. Тайное стало явным, когда мама вылила ведро. Не вылила, а вывалила!
Ему было девяносто лет. У него была длинная борода и палка. Он заходил к нам домой, стучал палкой по полу и говорил:
– Та-ак, кто тут балуется и не слушается? Вот мешок принёс! Посажу в мешок и унесу!!!
Мы с Танькой боялись его, затихали, посматривая на мешок. И хоть было мне почти пять лет, ни за что из кружки пить не хотела. Через соску пила. Танька тоже, но ей простительно. Мама говорила, что замучилась бутылочки мыть и решила покончить с этим, выбросив их и соски. А нам сказала, что соски дед Лазарь забрал. Ну, конечно, я ныла, из кружки пить не хотела. А мама говорила: