Пока я могу обойтись и без него. Первый том освежил мои знания о крови – она бывает с разными вкусами, как шербет. Каждым типом можно написать определенные руны, и некоторые могут быть написаны более чем одним типом. Второй том предположительно описывал самые древние типы, что поможет мне определить их, если я их когда-нибудь снова встречу.
Разочарованная, я покинула Башню мудрости и вернулась к себе. В полдень я отправилась в тронный зал Песчаного дворца. Вход во дворец охранял симург, его волчья голова смотрела вниз с резных арок из песчаника. Орлиные крылья распростерлись над садом, давая больше тени, чем пальмы. Селуки слишком гордились своими птичьими символами. Говорят, над созданием одной этой статуи трудилось двести ремесленников в течение шести лет, хотя большинство историй в этом городе изобиловали преувеличениями.
Сквозь стеклянный купол тронного зала струился солнечный свет. Каган силгизов стоял во главе двадцати воинов, все были в бордовых доспехах, словно явились на битву. Напротив них на золотой оттоманке восседал Тамаз и метал взглядом молнии в закованного в цепи человека, скукожившегося у помоста.
– Пусть весь мир станет свидетелем, – произнес Тамаз. – Скажи это еще раз.
Человек с подстриженной бородой носил грязный кафтан и вонял даже с такого расстояния. Кончики его пальцев были обрезаны, словно колбаса. Перо он больше держать не мог.
– Мне приказал написать это посланник кагана йотридов, – сказал он.
– Ты… ты был моим писцом, – с отвращением бросил Тамаз, – а не кагана Пашанга. Так почему же ты это сделал?
Писец с дрожащими губами смотрел в пол, но молчал. Хорошо.
– Похоже, придется еще потрудиться, чтобы добыть из него правду.
Тамаз махнул рукой, и к писцу подошли два гуляма с золочеными булавами в мускулистых руках.
– У меня есть вопрос, – прогремел чей-то голос из толпы. Жесткий голос, который как будто отдавался эхом сам по себе.
– Подойдите, Великий муфтий, – сказал Тамаз.
Хизр Хаз откинул капюшон: его подстриженные седые волосы и грубый коричневый халат казались неуместными среди великолепия Селуков.
– За какие грехи они были наказаны? – спросил он.
Действительно, в написанном писцом послании говорилось: «Расплата за ваши грехи».
Несчастный продолжил дрожать на полу. Затем поднял взгляд на Великого муфтия и сказал: