Душевный монолог - страница 20

Шрифт
Интервал


И тотчас порыв ветра не столь значимый, пустяшный, да и только, подхватил лежащую на земле листву, и, вскинув ее вверх, закружил в едином хороводе со стелющейся дымкой. Вроде как вырывая из нее крохотные капельки и ими уже обламывая хрустящую листву на тончайшие укрухи, заскрипевшие своей изразцовой филигранностью.

Позвизд, влеготку выдохнул и сизо-серые до плеч его волосы, усеянные меленькими палочками, крупинками, зернятками, а то и хлопьями снега, затрепетали, принявшись нагнетать плотность туманных испарений кругом. Кажется, мигом погодя кои тягучими пепельно-серыми лепестками поднялись вверх и слились в единое целостное полотнище с небосводом, заслонив собой не только досель правящее в нем ненастье, но и малые прорехи скрезь которые сеялись солнечные лучи. Вязкое, насыщенное водами марево оплело дома, остановки, машины, укутало в серебристые тканые шали деревья и кустарники, прикрыло мохнатыми сурьмяными покрывалами побуревший опад, и выглядывающие из почерневшей земли все еще малахитовые плоские листья собачьей травы.

Еще ни более мгновения и правящий паморок увеличив собственную интенсивность, создал свинцовые, как и глаза старшего сына Стрибога, кучные туманообразные облака, скрывшие видимость не только небес, но и самой земли, местами припорошенные все еще сверкающим бисером льда, ссыпавшимся в какой-то момент с густых, вихрастых, оловянно-серых бровей Посвиста. И в той парной мгле оставив для наблюдения лишь монументальную фигуру бога бури и ветра, да такого же величественного платана.

Ледяные узоры на высоком, широком челе Похвиста, залегающие глубокими морщинами, слегка надломились, пошли мельчайшими паутинками по всей его и тут серо-дымчатой коже, когда он самую чуточку и словно в изумление приподнял кучные свои брови. И с тем созерцаемо на его лбу сдвинулось очелье, сейчас в отличие от тех же славян не являющейся обережной повязкой, а всего только бывшее головным убором. И сразу сам воздух, стоящий стеной дымчатой мари наполнился ароматом зимнего ветра, прелой листвы и горечью городского асфальта. В той глухой, тягучей пелене гася все звуки, не только пение птиц, говор людей, но и дыхание самого Позвизда, что и оставляя в звучание так лишь беспокойный скрежет шин о влажное асфальтное полотно…

Таким образом, демонстрируя, что здесь, в Краснодаре, и сам старший из сынов Стрибога вместо снежных покрывал, что и ссыплет на оземь этой зимой всего-навсего незначительное просо белого инея, обернет ветви деревьев, кустарников, провода, одежды людей слоистой голубоватой наледью или только затянет само пространство наблюдения сырыми, пухлыми клоками мары…