Верилось с трудом. Я усилием воли открыла сначала один глаз, сносит зрение на левую драконью морду, потом вниз: туда, где под нами мелькали верхушки деревьев. Тут уж и второй глаз открылся. Действительно, красиво, но руки лучше от шеи не отцеплять: если я свалюсь, кто будет кормить Барона?
Спустя какое-то время все же мы с организмом привыкли к состоянию «воздух-воздух», и смотреть на мир стало проще. Ветер в ушах никуда не делся, но изначального страха уже не было: Горыныч летел аккуратно, птиц не сбивал, мертвые петли не вырисовывал, а пейзажи менялись от леса к полю, от поля к деревне, потом пошли степи. Привал сделали в какой-то глуши, когда солнце начало медленно клониться к закату. Да и есть хотелось. Посадку нельзя было назвать мягкой: я прикусила язык во время торможения Горыныча, но удержалась в «седле». Кое-как сползла с шеи, рухнув на спину в траву и ощущая боль в каждой клеточке тела.
«Первый раз он всегда такой, потом привыкнешь»
А может я не хочу привыкать?!
– Вась?, – три заботливые головы склонившись над мною, и, заслонив весь обзор, дыхнули в лицо, отчего моя расслабленность мигом слетела, и я закашляла. Вот же…дракон! – Ужинать пора, мы ночью не полетим, темно.
А я думала у драконов ночное зрение.
«У Горыныча проблема со зрением, ночью плохо видит»
Спасибо, хоть сейчас предупредил.
Внутренний голос отчетливо хмыкнул и пропал: окончательно придя в себя, но не от боли, съела то, что дракон подал, сбегала по своим делах – спугнула двух влюбленных зайцев, и не заметила, как успело стемнеть. Без костра и света звезд лес казался действительно мрачным и темным: рассудив, что на дракона никто в добром здравии нападать не будет, а больные по таким местам не ходят, буквально забралась под крыло Горыныча, которого хватило с головой, подложив под голову руки. Собственно, так мы и уснули.
А следующем днем снова был перелет, и так еще три дня однообразия, пока лес не начал резко редеть, открывая взору золотисто-рыжую степь. Даже красиво выглядит, особенно с высоты полета.
– Мы почти на границе с ханами. Держись крепче, будем снижаться, чтобы не засекли, – я сжала пальцами веревку посильнее, а Горыныч начал резко снижаться, почти стелясь над верхушками то ли пшеницы, то ли ржи. Скорость полета снизилась, и мы стали осторожны, глядя во все стороны. И все равно умудрились проморгать его.