Содержимое тарелки отдаленно напоминает макароны по-флотски, только вместо макарон – что-то овощное, похожее на картошку, но не она. Не могу определить, видимо местное растение. У еды в моем странном сне-коме есть вкус, так что происходящее в данный момент можно назвать даже приятным.
Снаружи, в кромешном мраке, начинает бесноваться море, по крайней мере по звукам кажется так, но судно производит впечатление крепкого, приспособленного и не к таким прихотям стихии. Все происходящее меня даже убаюкивает. Стоит отложить вилку – тарелка пропадает без следа. Думаю, время осмотреться у меня еще будет, а пока я слишком устала.
*
– Доброе утро, – дверь открывается как по сигналу, стоит мне закончить одеваться.
– Доброе, – неловко повожу плечами, поправляя не слишком удобно севшее платье, слишком уж издевательское декольте на всей одежде. – Мне, наверное, стоит поблагодарить за свое спасение. Утонуть в день помолвки было бы крайне неприятно.
– Я так понимаю, – по кивку мужчины рядом со столом появляется еще один стул, – она не успела состояться? Брачной отметки на вашей руке нет.
С недоумением смотрю на брюнета. Тот вздыхает и закатывает рукав, показывая оплетающий запястье бледный шрам, слишком замысловатый для боевой травмы. И узор интересный, такой бы я точно не выдумала, но даже думать в сторону своего попаданчества я не хочу. Моей несчастной голове проще считать все вокруг бредом едва не утонувшего тела. А людей вокруг – какими-нибудь частями личности.
– А почему шрам?
– Она погибла.
– Оу, – вот кто тебя за язык тянул, Оксанка, – мне жаль…
– Давняя история. Двадцать лет прошло, я успел начать жить заново. Я хотел поговорить не об этом. Но – после завтрака.
Манеры неожиданного компаньона стали сюрпризом. Не думала, что пираты могут так ловко управляться со столовыми приборами, и втайне порадовалась, что бабушка в детстве буквально выжгла на подкорке моей памяти основы этикета. Родители закатывали глаза, называя это блажью, буржуазными замашками, но это пригодилось.
Сейчас, вблизи, я могла рассмотреть капитана этого странного судна получше. А то ночью успела только ширину плеч оценить. Даже сидя видно, что он выше минимум на голову, но собственный рост его явно не тяготит. Скуластый. И – тут явно моя фантазия постаралась, чтобы находиться в тяжелом состоянии мне было интересно – с настолько синими глазами, что… Я такой цвет только у сапфиров видела, но никак не у живых людей. Словом, мое воображение собрало все, что я люблю. Даже в какой-то момент я едва не подавилась слюной. Может, в юности – как он сказал, двадцать лет назад? – он и был смазливым, но сейчас миловидности не осталось.