Я медленно кивнула, но замешательство только возросло. Строительство нового собора в столице завершилось десять лет назад. Я входила в группу художников, которые облагораживали здание и территорию, в частности, работала над огромной небесной мозаикой и скульптурой Бога-Солнца. Может, и он тоже там служил?
Но я бы его запомнила. Невозможно забыть такое лицо.
Мама замерла с тарелкой в вытянутой руке, и я забрала ее. Бабушка стояла в дверном проеме.
– Как вас зовут?
Его губы сжались в тонкую линию. Взгляд оторвался от моего и упал за окно, в бесконечную тьму. Мужчина застыл – даже грудная клетка не двигалась.
– Ночь стоит уже девять дней, – объяснила я.
Прошло несколько секунд, прежде чем его легкие вновь заработали, он глубоко вдохнул и выпустил воздух.
Затем резко встал, и, спешно освобождая ему путь, я чуть не выплеснула тарелку супа себе на рубашку. Когда он лежал безжизненным мешком, сложно было определить его рост, а когда выпрямился, мне показалось, что в нем не меньше шести футов. Он широкими шагами прошел мимо меня и мольберта к окну и устремил взгляд во тьму.
Он стоял так довольно долго.
– На здоровье! – огрызнулась Ката.
Он повернулся к нам.
– Прошу прощения. Благодарю вас за вашу доброту.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Желая ее нарушить, я поставила суп на стол и представила своих родных:
– Это моя бабушка Ката и мама Энера.
Он медленно кивнул, обводя взглядом каждую из них. Вновь посмотрев на меня, проговорил:
– Айя.
Я кивнула.
Он провел рукой по лицу. Наконец заметил мольберт, на бумаге был изображен его портрет. Внезапно смутившись, я бочком подвинулась и набросила покрывало на незаконченную глиняную скульптуру. Не то чтобы мне было чего стыдиться. Побыть моделью – самая малая плата за кровать в нашем доме и постоянный уход.
– Можете оставаться столько, сколько потребуется, – сказала Энера, и Ката одарила ее суровым взглядом.
Впрочем, куда ему идти? Хоть мужчина знал наш язык, явно прибыл издалека. Мама, без сомнения, среди нас была самой великодушной: неудивительно, что именно она сделала предложение, ничего не попросив взамен. И хотя глубоко в душе я чувствовала, что Золотой не опасен, все же вряд ли бабушка жаждала его приютить. Не за просто так.
– Вы помните, как сюда попали? – спросила я. Он не ответил. – Помните, как вас зовут? – задала я новый вопрос, борясь с собственным нетерпением. В конце концов, мужчина тяжело болел. И пока не поправился… или же поправился? Он выглядел полностью выздоровевшим – еще одна странность, которую можно добавить к списку. – Вряд ли вы захотите, чтобы мы и дальше звали вас Золотым.