И вот, это произошло. Сначала был сепаратный мир. Наши воины были оставлены удерживать свои территории, а не гнать вражеские войска. А затем была тишина. Дивная тишь, и вдруг все твердят о капитуляции. Счастливые мальчишки, мужчины и деды возвращаются домой. Я помню тот день очень смутно. В ушах звенит при попытке вспомнить, где я тогда был. Отстреливался в каких-то полях или среди обломков жилой местности. Новость об окончании военных действий разнеслась молниеносно по всему миру. Я вернулся домой. В тот родительский дом, который был разрушен, от которого остались лишь каменные обломки. Я был готов увидеть это. Постояв ещё с пару минут, я отправился к церкви. Упал пред ней на колени, рыдая среди её обломков. За период войны моя матушка умерла от заражения крови, а отец так и не вернулся с фронта. Я своими глазами это видел, я знал, что более он никогда не вернётся домой. Да и возвращаться некуда, так что, может, всё к лучшему, так я думал. Я долго сидел у церкви, может, с пару дней. Просил Бога дать мне какой-то знак, что же делать дальше. Я оказался один среди разгромленной деревушки.
Одна старушка, лет под девяносто, ещё при своём уме, заметила меня среди обломков. Она жила неподалёку, и несмотря на то, что всю церковь разбомбили, она всё равно ходила к ней, чтобы помолиться.
– Ты чего здесь сидишь, мужичок, и голову оземь склонил?
– А куда мне идти, матушка? У меня больше никого не осталось. Родители отжили своё, а возлюбленная моя служила в этой церкви. Скорее всего, здесь померла.
– Как же. По селу ходил слух, что будет нападение. Многие эвакуировались, и церковные служители в том числе. Они поселились в соседней церкви. У меня сильно болят ноги, посему дойти туда не могу, вот и прихожу сюда на воскресную службу.
– Они были эвакуированы?.. – Будто молнией меня пронзило. Я поднялся с колен, целуя морщинистые руки старой женщины. – Спасибо, матушка, спасибо вам большое. Дай Бог вам здоровья, – напоследок произнёс я и умчал вдаль.
Я бежал так быстро, как только мог. Через поля пшеницы, сожжённые дотла, через руины живого. И только на закате смог прибыть в небольшое поселение, все песочные дороги которого вели в самый центр, к церкви. Я остановился перед величественным входом. Внешне здание казалось одиноким, но подойдя ближе, можно было услышать жужжание точно в пчелином улье, доносящееся изнутри. Осторожно открыв двери, я прошёл меж молодых девиц в тёмных облачениях. Пройдя далее, я заметил небольшую очередь людей, которые брали из рук батюшки просвиру. Среди них так же были служительницы церкви. Там была и она. Я увидел её длинные редкие волосы, светлые, как первый снег декабря.