Раздался возглас:
– Ур-р-р!!!
И повелитель объявил о новом, несущем смерть всему живому походе.
* * *
Рахим-бобо перехватил Ходжу в конюшне, когда тот поспешно усаживался на ишака по имени Серый.
– Уважаемый Ходжа Насреддин, я понимаю, как ты торопишься обнять дорогую твоему сердцу жену, но повелитель, несмотря на неотложные заботы, выбрал время и приказал насыпать в этот мешок столько золота, сколько сможет унести твой ишак.
– Хвала великому эмиру! Моя благодарность за оценку моего… м-м-м…
– Исполненного поручения, – деликатно подсказал Рахим-бобо.
– Моя благодарность за оценку исполненного поручения безмерна. Но для моего Серого я и есть тот самый единственный мешок золота, который он способен унести. А больше ни мне, ни ему не нужно. Лишний груз удлиняет дорогу. Прощай, досточтимый Рахим-бобо!
– И тебе лёгкого пути. – Старик незаметно положил в дорожный мешок Насреддина собственный мешочек с тысячью таньга. – Пригодится для скорой дороги, – тихонько прошептал он.
– Где же твоё золото, которым, как твердит весь белый свет и наш кишлак, тебя облагодетельствовал наш повелитель, да продлит Аллах его годы ещё на тысячу лет? – отворив калитку, насмешливо поинтересовалась Гульджан.
– Зачем мне чужое добро, когда самая большая награда встречает меня на пороге дома?
Они обнялись.
– Ты вовремя приехал. – Жена освободилась от его объятий. – Пирожки в тандыре томятся. Ты всегда поспеваешь к обеду, чего нельзя сказать о лестнице, которая…
– Собирай в хурджуны всё, что может пригодиться в дороге, – ласково остановил её Ходжа. – Мы уезжаем.
– Но куда? Зачем?
– Только не начинай голосить, моё сокровище. Пойми, я не знаю, что придёт ему в голову. Всем известно, он может придумать такое, что простому смертному и в страшном сне не приснится. В этот раз я чудом ему угодил. В другой могу промахнуться. Я не всесилен. И ты останешься безутешной вдовой, милая Гульджан.
– А чем ты ему угодил? – поинтересовалась она.
– Я расскажу тебе об этом потом, – сердито вымолвил он.
Но такой ответ разжёг любопытство жены.
Она прижалась к нему и нежно проворковала:
– Неужели ты не веришь своей любимой Гульджан?
– А, – он отчаянно махнул рукой, – если бы речь шла только о моей голове… твоей прелестной головке тоже может не поздоровиться. Давай собираться.