Потом детство. Счастливое, солнечное детство. Тропинка, по которой бегал к речке. Вдоль картофельного поля эта тропинка была протоптана по чёрной земле и летними жаркими днями так нагревалась солнцем, что обжигала голые ступни, и надо было бежать по ней быстро-быстро, чтобы добежать до места, где тропинка заросла подорожником и была прохладной и ласковой. А зимой по этой тропинке можно было дойти на лыжах до реки и съехать с пологого берега на речной лёд.
Странно, но школьные годы, армейская служба потихоньку переместились на дальние полки памяти и теперь, чтобы достать их оттуда, нужны некоторые усилия. Зато всё, что случилось потом…
Хорошо, что тут прохожих нет. А если бы и были? Ну лежит человек на обочине, отдыхает, насекомых разглядывает. Букашка поползла по травинке вверх, но на полпути остановилась и поспешила к земле.
Так и я развернулся однажды на полпути, когда на Невском проспекте, около улицы Восстания, сбежал от Ларисы. А до этого разворота была красавица с большими сказочными глазами. Когда я впервые увидел её, она, при моде на сверхкороткие юбки и платья, была в чём-то длинном, гораздо ниже колен. На школьницах младших классов коротенькие юбочки выглядят вполне гармонично, а у взрослых девушек и женщин такие наряды отнимают самое прекрасное, что они имеют, – женственность.
О чём это я? Только что думал о смерти, а свернул на длину женских юбок. Значит, не скоро мне туда, где вообще одежды не будет.
Итак, она звалась… У неё раньше было имя, а теперь мне не хочется его произносить, теперь она просто «та, другая». Кстати, длинное платье, в котором она мне так понравилась во время первой встречи, принадлежало её сестре, которая была выше ростом и на которой платье это выглядело, конечно, короче. Так что впоследствии я часто видел свою избранницу в коротеньких юбочках для младших школьниц. Мне это не очень нравилось, но загадочный, тайный механизм обольщения был уже запущен. Как большинство красавиц, она была капризна и непонятна. Удивительно, но именно эти её качества сильнее всего разжигали во мне страстное желание угождать ей, для того чтобы безраздельно, единолично и вечно владеть этой красотой. Может быть, от того, что я не скрывал своего желания, мы часто ссорились. Ссорились, мирились, потом опять ссорились… а однажды рассорились, как казалось, навсегда. Тогда и появилась Лариса. Друзья, желая отвлечь меня от печали, как бы ненароком познакомили нас. Лариса была полной противоположностью той, другой. Глаза её нельзя было назвать большими и красивыми, но они были… они были безмерно добры и понятны. Лёгкость, простота и искренность были в каждом её движении, в каждом слове, в каждой улыбке и даже в молчании. Если высмеивала меня за пижонство, не обижался; когда укоряла за что-то, искренне соглашался, что это справедливо; когда хвалила, не зазнавался. И главное, мы друг друга понимали. Эх, если бы не та, другая, с большими красивыми глазами… если бы не обида отставленного ухажёра, которая всё тлела и тлела в душе…