Как мы с ней собирались рулить отрядом полупионеров-полуоктябрят, не представляю.
Наталья довела нас до крыльца и на прощание подмигнула мне.
– Ну бывайте. Пара у вас, блин, что надо. Зайду обязательно в гости.
Комнатка моя мне понравилась. Был стол, кровать, шкаф. Над кроватью висела репродукция с изображением Гайдара в папахе и гимнастерке. Пахло застаревшим табачным дымом и дешевыми духами. Я достал из чемодана и водрузил на стол свою гордость – столетний томик Герберта Спенсера «Основные начала» и несколько чистых общих тетрадей, которые по замыслу должны были стать исписанными к концу моего лагерного срока. Разумеется, гениальными строчками. Коричневый томик очень удачно мозолил глаза на белом пластиковом покрытии стола, ветхий его вид внушал уважение. Тетради же свидетельствовали, что хозяин чужд легкомысленной праздности. Словом, как доктор прописал.
Потом я зашел в комнату, которая находилась за перегородкой, к Нине. У нее на столе я обнаружил книги Макаренко и Сухомлинского. Над кроватью висела фотография Дзержинского.
– Это мне подарил дядя, – сказала она, поймав мой взгляд.
– У тебя дядя чекист?
– Нет. Он доктор. Кардиолог.
– Хороший доктор? – зачем-то строго спросил я.
– Да. Профессор. Работает в Военно-Медицинской Академии.
Я плюхнулся рядом с ней на кровать, и она тут же встала и пересела на стул. Я почувствовал себя мачо.
– Ты куришь? – спросил я.
– Нет
– Пьешь?
– Что?
– Ну, вино, водку, пьешь?
– Водку не пью, – нерешительно сказала она и поправилась – никогда не пробовала.
– Попробуешь, – сказал я небрежно – У меня есть с собой бутылка. «Старка».
Нина сидела, как отличница, положив ладони на колени. Она подняла на меня изумленные глаза.
– Я не умею.
– Научишься. Какие проблемы.
Внезапно с треском распахнулось окно и я увидел ухмыляющееся лицо Натальи.
– Ах, вот они где! Сидят, воркуют! Слыхали новость? Через два часа заезд!
Дети приехали к обеду. Я сидел с Андрюхой и Славиком под деревянным грибом, когда в ворота въехал первый львовский автобус. Через несколько минут сельскую тишину разметал ставший на много дней привычным детский гвалт.
– Матка Боска, – пробормотал Андрей, поежившись.
Начались наши трудовые будни.
– Ты хорошо рассказываешь, хорошо, – сказал Андрей, намазывая острым кетчупом корку хлеба. – Только Людку я почти не помню. А Ковальчук мне тоже строила амуры, между прочим.