Нина дрожала. Мы вышли на крыльцо, и я облегченно вытер пот со лба. За нами вышла довольная Наталья и фыркнула, увидев наши растерянные физиономии.
– Эх вы, педагоги. Как они вас еще не сожрали, никак не пойму. Слушай, Нинуль, я сегодня заберу у тебя Мишу в аренду, ладушки? У Гордейчик будет вечеринка, собираются все свои. Устроим небольшой бальдерьеро… А то от скуки сдохнешь. Во сколько вы укладываете своих гопников?
– Так ведь когда как, – пролепетали мы.
– Понятно. Сегодня я помогу.
Она подмигнула мне и ушла, бесстыже виляя бедрами, а мы с Ниной только ошеломленно смотрели ей вслед. Дом пугал своей непривычной тишиной. Я осторожно заглянул в первую палату и услышал лишь тихое сопение десяти носов. Во второй – то же самое. В третьей я услышал осторожный шепот.
– Михаил Владимирович, Михаил Владимирович…
Шептал Петя. Я подошел к нему, нагнулся.
– Что тебе?
– Михаил Владимирович, можно перевернуться на другой бок?..
Наталья пришла, как и обещала, вскоре после ужина, часов в девять. На ней было короткое платье-сафари, она энергично жевала резинку.
– Так ведь рано еще, – удивилась Нина.
– Это они дома будут ложиться когда захотят, а здесь – когда положено, – жестко возразила Наталья.
Слух о том, что «та самая тетя пришла» быстро облетел наш отряд. Через пять минут все были в постелях. Мы с Ниной боялись войти вовнутрь и сидели на крыльце, испуганно прислушиваясь.
– А мне неинтересно, что ты не успел сходить в туалет! – гремел голос Сидорчук откуда-то с левого крыла. – Раньше надо было думать! Не знаю, как быть, это твои проблемы… Хоть в постель! Все на правый бок – мигом! Считаю до трех: раз, два…три!
– Боже мой, – бормотала Нина, – так же нельзя. Это неправильно.
«Правильно», – c наслаждением думал я, представляя себе испуганную мордашку своей рыжей мучительницы Оли.
Скрипнула дверь, мы встали. Наталья закурила сигарету, сказала деловито, как доктор после операции.
– Через полчаса будут спать, как суслики. Вы их пока не трожьте. Пусть успокоятся. Пойду своих проверю, они у меня еще полчаса назад легли. Нинуль, не забыла? Я забираю твоего на ночь, угу?
Нина почему-то покраснела и ничего не ответила. Я тоже покраснел. Мы были как два голубка. Наталье понравилось.
Часа полтора я провалялся в кровати с раскрытой книжкой Спенсера на лице, наслаждаясь тишиной и покоем, в одиннадцать переоделся, засунул бутылку «Старки» под ремень, попшикался «Шипром» и заглянул в соседнюю комнату. Нина сидела в сумерках у окна в академической позе. Почему-то она напомнила мне пушкинскую Татьяну Ларину с какой-то известной картины. Она оглянулась.