Такие дела.
Но конфеты же не пахнут, так? Может, не понял Купринька, что ему сладостей прислали, чтобы задобрить – успокоить? И вообще, как у него с обонянием-то? Чует что вообще? Нужно что-то ароматное выдумать, чтобы унюхал точно-преточно, чтобы устоять, усидеть (или в каком он там положении в шкафу?) не мог. Выполз чтоб. Поел чтоб. Простил чтоб бабу Зою. Пироги? Вот это дело! Пироги! Маковых ватрушек, Купринькиных любимых. И с яблочком еще, с яблочком, чтоб наверняка умаслить-ублажить-упирожить. А пока вот вода да яички, ну и кусок вчерашней отварной телятины. Завтрак, так сказать.
Бабушка Зоя понимала, что даров этих Купринька не примет, но кто ж знает, вдруг он есть не ест, а учет ее подаяний ведет. И если не подать, то поставит в своем умишке (или где еще) прочерк. Запомнит и как-нибудь бабе Зое отомстит. И непременно ночью, когда та спит, а он бодрствует. По ночам баб Зое кажется, что слышит она скрип (стон) двери шкафовой, сбитое дыхание, словно кто осторожничает, но не особо-то получается. А потом топот босых ног по полу: на кухню – с кухни, в комнату – из комнаты.
Зажечь бы лампу, да не решается бабушка Зоя. Во-первых, вдруг испужает Куприньку (если это и впрямь он), вдруг тот взвизгнет от света, со страху, вдруг не выдержит баб-Зоиного виду в застиранной сорочке и сонного ее взгляда. У Куприньки свои дела – ночные, важные, не стоит его отвлекать. Во-вторых же, это может бабушке Зое и казаться – все эти ночные звуки. Все выдумано ею, темнотой комнатной навеяно.
Каждый вечер наглухо задергивает баб Зоя шторы, да еще и ставни закрывает: с улицы свет не проникнет. И вот в такой глухой темноте всякое может надуматься, разное может навеяться. А то и вовсе спит бабушка Зоя, спит себе и слышит сны про скрип дверей да топот босых ног.
– На-кась, поешь-ка! – решилась заговорить-таки баба Зоя. Поначалу не хотела. А то что ж – Купринька в позу, а ей терпи? Она тоже разобидеться может!
И бабушка Зоя помолчала-помолчала, с пару часов этак, а потом занемогла от вынужденной немоты. Невозможно же это: жить вот так, шуршать по дому, готовить еду и молчать. Это и скучно, и неправильно как-то. На что же человеку язык дан? Чай, не как собаке – не хвост нализывать.
– Тут вот водичка. Ее хотя б попей. Мяско вот. Правда-сь, вчерашнее ишшо. И яички. Яички… ой. – Бабушка Зоя всплеснула руками: – Яички-то не почистила! Ну надо ж! Ну, ничо-ничо, счас усе исправим, усе почистим, не беспокойси. – Сама на всякий случай прислушалась: вдруг Купринька и впрямь забеспокоился. Но нет, молчит старый шкаф. Притихли его сварливые полки, не скрипнут дверные петли. Не шелохнется Купринька. Бабушка Зоя стукнула по полу яйцом, аж прям с размаху. Тыщ! Пошли трещинки по белой скорлупе.