Я махнул рукой:
– Не беспокойся. Это было… давно.
Мне показалось, что ты испытала облегчение от этих слов. Настоящее облегчение, как будто с тебя сняли тяжелый груз, и ты улыбнулась мне с благодарностью.
Я думал, что буду волноваться. Я столько раз подробно продумывал разговор, что был уверен – я буду заикаться, мямлить, обливаться по́том и не знать, куда девать руки. Но едва я увидел тебя, вся нервозность прошла; правда, вместе с ней исчезли слова, которые я сочинял… Просто мы с тобой опять были вместе.
– Ты женат? – спросила ты, увидев золотой ободок кольца у меня на пальце.
– Почти десять лет. Ее зовут Вики.
– Она тоже здесь?
Нет. Вики здесь не было. Загородный клуб для снобов – последнее место, где Вики хотела бы появиться, даже в гробу.
– Она не смогла прийти. – Наверное, я не сумел сохранить непроницаемое выражение, потому что твое лицо тоже изменилось, как будто ты поняла, что нечаянно задела больное место.
Девятнадцать лет назад, Лорен, ты была красоткой; теперь стала прекрасной женщиной. Ты повзрослела, обрела мудрость, зрелость. Горячая двадцатилетняя помощница юриста, метеором мелькнувшая на небосклоне юридической фирмы моего отца, исчезла; ее место заняла искушенная, уверенная в себе женщина, для которой прожитые годы не прошли даром – она знала цену себе и своему положению.
Меня беспокоило, что я не рассказал тебе о том, как видел тебя на Мичиган-авеню в мае, не открыл, что единственной причиной, почему я сам заявился на этот глупый праздник в «Грейс кантри клаб», была надежда встретить тебя – ведь я заглянул в список членов клуба и увидел там тебя и твоего мужа Конрада. Так что мое «удивление» при встрече с тобой было не вполне искренним. Меня беспокоило, что нечто новое и, возможно, серьезное между нами начинается с фальши.
И тогда я сказал себе: «О’кей, одна безобидная маленькая ложь в самом начале, и все. Больше я никогда не буду лгать тебе, Лорен».
По дороге домой я заехал в магазин и купил эту спиральную тетрадь – самую обыкновенную, в зеленой обложке. (Зеленый – это ведь цвет свежести и новизны, так, кажется.) Лорен, если б ты знала, как давно я уже не вел дневник, как давно… Я перестал записывать свои мысли. Может быть, потому, что мне больше нечего было сказать. Конечно, у меня есть блог о юриспруденции, и я пишу статьи о юриспруденции, и со студентами я говорю о юриспруденции, и вообще юриспруденция уже давно вошла в мою плоть и кровь, стала воздухом, которым я дышу, моим хлебом насущным. Да и о чем еще мне говорить? О жене, которая меня не любит? О браке, который зачерствел без любви? О своих персональных достижениях?