Март 1999 года. Операционный стол. Наголо обритая нога. Руки чешутся написать «нагло обритая нога». Тело отключается под воздействием калипсола, я приглушённо слышу мат хирурга, чей скальпель цепляет оставшиеся волоски на колене…
Протянул бы ещё месяц, и костыли стали бы моим постоянным спутником. Но операция ничего не гарантирует – просто шанс.
За полгода до операции… Окраина города. Заросшее бурьяном футбольное поле. Разрушенный бетон трибун, пара ржавых ворот. Палящее солнце сентября, плюс тридцать, я хочу купаться. Встреча в центральном круге, который последний раз слышал судейский свисток в далёком восьмидесятом году… Мы пожали друг другу руки и разошлись. Афера, которая возможна была только в девяностых. В случае фиаско за бетоном осыпавших трибун найдут моё тело. А если выгорит, лет десять можно не работать.
Полгода практически без сна. Мне сообщили в день операции, что всё получилось.
Наркоз пока действует.
Я открыл глаза. Западает язык. Ходить не могу. Реанимация. Испуганное лицо медсестры. Врач… после меня он резал ещё троих. Зашёл проведать. Всё ясно будет через десять дней…
Десять дней в бреду от боли. Со мной в палате лежит гроссмейстер. Шахматы. Мы играем на равных. Он – чёрными и без ладьи. Я не проигрываю, не имею права. Не имею права никому проиграть. Даже гроссмейстеру, тем более, что он без ладьи. Обмороки, уколы.
Снег, апрельский ветер и одинокий ненужный костыль возле входа больницы. Теперь уже выхода. В запасе тридцать лет. Тридцать лет без боли и куча денег… Я мысленно раскладываю богатство на кучки. Самая большая кучка – квартира в центре, поменьше – синий «Пассат», добавил пару бумажек – на права, ещё пять – на первую аварию, эта кучка маме, и немного осталось для души. Первый раз мне хватило на всё…
Меня ждал раскардаш. Безумный и притягательный.