А случилось в тот вечер вот что. Ресторан, один из самых известных и модных в городе, находился на крыше высотки. Два стеклянных лифта, пассажиры которых могли видеть Москву, сверкавшую огнями далеко внизу, едва вмещали гостей, спешащих на вечерний концерт. Женщины были в платьях с такими глубокими декольте, что в них хотелось бросить монетку, мужчины – в дорогих костюмах. Охранники, угодливо открывая перед гостями двери в зал, слегка кланялись.
С больших афиш, наклеенных на стены, улыбалась белокурая певица с прической а-ля Мэрилин Монро, с тонкими чертами лица и лучистыми глазами.
Проходя мимо афиш, гости слегка замедляли шаг, словно здороваясь с Полиной, и обсуждали ее между собой.
– Какое у нее аристократическое лицо.
– Да, сегодня такое редко встретишь.
В дамской комнате у огромного, до пола, зеркала красотки поправляли макияж.
– На ее концертах всегда аншлаг. И что в ней все находят? Не понимаю…
– Но ты ведь и сама здесь.
– Я пришла, чтобы потусить, – капризно протянула девушка, обводя губы помадой.
Шел июль, и на веранде было тепло. У стола с шампанским собрались журналистки, молодые девчонки, сотрудницы глянцевых изданий и репортеры светской хроники, легко узнаваемые по дешевеньким платьям.
– Я не понимаю, вокруг нее столько мужчин, почему она не выходит замуж?
– Может, она просто скрывает от всех свои отношения? Может, ее избранник женат?
– Да что там скрывать, просто нет никого. Эти певицы – несчастные бабы. У них и слава, и поклонники, а счастья нет. Недаром она на Монро так похожа.
Отправив в рот канапе, журналистка Женя Курицына, спешно вытерев рот салфеткой, громко сказала:
– Нет, девочки, все не то. Я столько несчастных баб повидала на своей работе. Тут что-то другое. Посмотрите, как у нее глаза светятся. Как будто пожар внутри.
– Думаешь, у нее кто-то есть?
– Убеждена! – И она снова потянулась за канапе.
Женя не сказала остальным журналисткам, что пообещала главному редактору выяснить все секреты Полины, а он за это поклялся отправить ее в отпуск на дорогой курорт за счет журнала.
На сцене суетились рабочие, звукорежиссер настраивал звук, и гости, смеясь, расползались по залу, занимая столики. Певица, ради которой все сегодня собрались здесь, была в гримерке, приводила себя в порядок и набиралась сил.
Женщина с микрофоном, освещенная лампой и яркими огнями, пятнами, лежащими у ее ног, всегда вызывает любопытство и зависть. Она стоит на сцене, как будто на ладони, и чувствует чужие взгляды, восхищенные, завороженные, завистливые, обожающие, раздевающие, злые, как будто все, кто смотрит, дотрагиваются до нее пальцами. Она знает, что должна быть совершенной от корней волос до кончиков ногтей, ведь ее разглядывают, словно под лупой, оценивая улыбку, маникюр, прическу, платье, туфли, выискивая каждый промах, каждую ошибку, которые можно будет потом обсуждать, прикрывая рты ладонями: «Помните, как из-под платья у нее торчала бретелька от бюстгальтера!» или: «Эти туфли она уже надевала на прошлом концерте». И какие бы чувства ни переполняли ее, какой бы ни была она грустной или уставшей, скучающей или невыспавшейся, выходя к зрителям, она должна быть совершенной, счастливой, улыбающейся, вызывающей восхищенный шепот за спиной: «Ах, какая женщина, сколько же в ней энергии, счастья и любви!»