Сырой ветер с моря гнал по небу рваные серые облака. Сердитые волны пылили, и на порт Вердены задушенной горечью погребальных костров шла соленая свежесть.
Шум прибоя мешался с гомоном мореходов.
Стоящие вдали на якорях суда скрипели такелажем, и крикливые чайки белоснежными росчерками разбавляли жизнеутверждающую какофонию единственного бойкого места в городе, проклятого чумой.
– Ремонтные материалы?
– Полный комплект, я ж докладывал.
– Что с накладными?
– Сработал на опережение, слышь. Я этим бездельникам фунт сургучу так и выложил вместе с документами. Сколько недель мы тогда якоря вымачивали, дескать, больно много бумаг у нас, и сургуч кончился?.. Крысы канцелярские…
– О. Это ты ловко придумал!
Взгляд выхватил из толпы торговку пирогами в грязной повязке на лице, из-под которой проступали черные язвы. Бедняжка из последних сил нахваливала товар шарахающимся от нее бледным юнцам в потертых камзолах. Однако какой-то моряк в лихо сбитой на затылок треуголке сидел на ящике и за обе щеки уплетал местное угощение.
– Провиант?
– Погружен. Капитан, а можно помедленнее? Мы за тобой едва поспеваем…
Ноги в высоких сапогах загремели по дощатому настилу порта, и Витал вдруг свернул в неприметную дверь под вывеской «Чай, кофе и другие колонiальные товары».
Команда привычно осталась снаружи.
Словно шкатулка с секретами, крохотная лавочка сплошь состояла из коробок, ящиков, сундучков, колоннами подпирающих темные от времени потолочные балки. Дух драгоценного кофе десятков обжарок, всевозможных чаев и специй словно по волшебству вернул Витала в доброе расположение духа.
– А что, открыта ли мастерская? – после учтивого приветствия спросил моряк хозяйку, дородную пожилую даму в монокле за прилавком-конторкой.
– Как же, как же, любезный капитан Витал. Для вас мастерская открыта всегда. – Мадам Моник положила на прилавок небольшой сверток в хрустящей бумаге с нарисованным драконом. – Это вам в знак нашей признательности за содействие в соблюдении торговых договоров на Морском Шелковом Пути. И еще вот. – Рядом возникла огромная бутыль с черным мерцающим порошком.
– Сударыня, право, то была сущая малость в сравнении с той пользой, которую несут всем нам ваши товары и ваше искусство, – он тепло улыбнулся и приподнял треуголку.
Дюжина лет тут же покинула лицо хозяйки. Румянец проступил сквозь белила на ее полных щеках, и торговка извлекла из-под прилавка маленькую коробочку с тонкой золотой вязью.