Боже, с каким трепетом я ждал этих чертовых результатов, и какого же было мое разочарование… хотя, наверное, это слово здесь не подходит. Опустошение! Я почувствовал настоящее опустошение, когда узнал, что на актёра я никуда не прошёл. Неужели… я настолько плох? Лох! А может полно народу поступало, и я просто не смог пробиться? Не знаю. Мне оставалось идти лишь в одно место, в то, которое меня приняли даже на бюджет – на учителя русского языка и литературы! Слышите, как гордо звучит? Учитель русского языка и литературы! Вот и я не слышу. На протяжении всего своего первого курса (если что я уже на втором) я засыпал дома, один, в пустой комнате и думал: «А всё могло быть по-другому». Разве я хочу работать с детьми за какие-то гроши? Нет. Но что поделать, если я такой неудачник?
Конечно, мой активистский пыл было уже не унять, и я старался участвовать во всех мероприятиях. Надо же как-то отвлечься от скучных пар. Хах, помню, как в этом году, я читал поэму Есенина «Чёрный человек» перед всем своим институтом. Зал внимательно слушал меня почти 6 минут, ведь я сделал зловещий голос, который то понижал, будто шепча что-то, то повышал, срываясь на крик. Особенно зашла фишка с моими широко раскрытыми глазами, которые прекрасно передавали царившее безумие произведения. Неожиданно и приятно было, когда вслед за какой-то девушкой встал и начал аплодировать весь зал.
Так, где я вообще участвовал? Да блин, много где, но в последнее время я повсюду стал искать всего 1 ответ: а для чего я это делаю? Я умел всё, но одновременно – ничего. Да, я умею петь, но в Голосе бы опозорился. Да, я умею писать сценарии, но видные режиссёры отказались бы читать мой шлак. Да, я умею играть на пианино, но на сцене я бы не стал этого показывать. Видимо и профессионально играть я не умею, раз не поступил куда хотел. Хм, ни на что я не гожусь!
– Так, ребят, – объявила как-то Леся, самая милая председательница нашего студсовета, – уже известна дата Конкурса танцев. У нас есть почти месяц, что бы что-то поставить.
– Мы же уже обсуждали это, – перебила нашего вождя Дашка, самая вспыльчивая в студсовете. По крайней мере, никогда не любил с ней общаться. – Хореографа уже нашли. Она предлагает нам медляк поставить.
Бэ, как они понять не могут, людям запоминаются энергичные, драйвовые танцы, а не эти их вальсы. Судьи, может быть, и оценят… уснут, но оценят. Я бы сказал об этом нашим, да разве меня послушают? Обычно пропускают мои слова мимо ушей. И тут-то я решил воплотить свой давний план в жизнь: