Я встал на их пути, приблизившись к вожаку, и тот остановился передо мной. Его бивни были закручены в несколько витков, он прикоснулся ко мне своим хоботом. Посмотрев на меня, он протяжно затрубил свою песнь; я поклонился, приветствуя их. Стадо побрело дальше, поднимая клубы пыли, а я еще долго наблюдал, как черные спины гигантов скрываются за холмами.
В лесу я часто находил ловушки для животных и ломал их – силки-то были уготованы для моих друзей. Кто-то постоянно развешивал их повсюду, и выкопанные ямы с острыми кольями, что были вбиты на дне, периодически появлялись на моем пути. Но однажды меня разбудило не пение птиц, а крик оленя, и это был голос отчаяния и боли. Я рванул в сторону исходящего звука, где опушка леса примыкала к низовью реки. Приблизившись, я увидел маленького мулу (человека) в шерстяной набедренной повязке, что стоял возле ямы с длинным копьем в руках. Увидев меня, он опешил и отшагнул в сторону.
– О боги, ты кто? – пятясь назад, пробормотал он испуганно.
С трудом разобрав звучание, что исходило из его рта, я приблизился к яме и увидел своего окровавленного друга. Он склонил голову, упершись рогами в один из острых кольев, что пронзили его тело; его дыхание было редким, а движения почти не было, лишь тихий клекот из его горла. От увиденного я пришел в ярость и, взяв первый попавшийся камень, запустил его над человеком. Глыба угодила в дерево, что стояло с ним рядом; от удара дерево сломалось, куски древесины разлетелись в стороны. Споткнувшись, человек упал; перекатившись, он на четвереньках, бросив свое копье, скрылся в гуще леса. Я аккуратно поднял оленя. Когда я вынимал из него колья, он взревел от боли. Взвалив его хрупкое тело себе на плечи, я побежал изо всех сил к источнику жизни, что находился в глубине леса и всегда помогал мне, когда я испытывал сильную боль внутри или от ран; он неоднократно спасал и моих друзей, что приходили к нему лечиться. Я чувствовал его слабое дыхание на своей шее, теплая кровь текла по моему телу, окрашивая меня в ярко-красный цвет. Проблески солнечных лучей сопровождали меня, прорываясь сквозь листья надо мной. Прибежав к источнику, от которого сорвалась стайка маленьких птиц, испугавшихся моего появления, я остановился, набирая полной грудью воздух. Древнее окаменевшее дерево, что когда-то раскололи боги своей палицей и пробили землю, изъяв оттуда живительную влагу. Я медленно опустил его в воду. Он больше не ревел, как прежде; прохлада воды успокоила его боль, а каменистая канавка воды окрасилась алым цветом, и поток, что стекал вниз, уносил ее вглубь леса, питая корни величественных деревьев, которые будто бы притихли в этот момент, прислушиваясь к нам. Я еще раз взглянул на животное – его глаза застыли, покрывшись холодной пеленой смерти. Что-то сжало меня, как невидимая боль от поражения копьем, а застывшая на моем теле кровь, потрескавшись, давила меня все сильнее.